Первой мыслью, взорвался самолет, ракета, вылетел из бани Василий в чем мать родила и от увиденного мокрые волосы встали дыбом.
Бушующий столб огня пожирал зимовье со всем жизненно важным имуществом. Не замечая двадцатиградусного мороза, босиком бегал вокруг огнедышащего монстра. В порыве кратковременного, трагического помешательства хотел спасти хотя бы оружие, но открыв дверь, получил огненный удар, от которого отлетел и потерял на короткое время сознание.
Скорей всего, пронизывающий холод поднял его иглами впивающийся не только в тело, но и в сердце, скорбящее от такой трагедии.
С помутневшим разумом дошёл до бани, печь уже прогорела, но сохраняла тепло, он машинально надел нательное белье, унты и примостился ближе к каменке, чтобы согреться.
Видать от стрессового состояния, болевых ожогов, скорее всего сам организм, дабы защитить нервную систему, ввёл его в коматозное состояние.
Пришёл он в себя только под утро, от холода и боли физической и душевной. Как потом, вспоминает Василий, придя в себя понял, что переродился душой, своим сознанием, безоговорочно оставив в прошлом самоуверенность, самонадеянность, безверие.
Я по-настоящему познал, что такое холод. Несколько раз бегал к пепелищу, лихорадочно пытаясь найти хотя бы уголек, но было тщетно, четыреста литров горючей смеси многократно ускорили горение сухого зимовья.
Я кричал, выл, матерился, проклинал себя любимого, бился головой об уже покрытую куржаком стену бани. Вспоминая всех своих родных, слезно просил прощение и помощи, вспоминая забытые и как раньше мне казавшиеся ненужными молитвы, которым меня в детстве учила бабушка.
Замерзая, мне оставалось совсем маленько, до определенного момента, когда душа покинет тело, будто огонёк зажегся, нет не в сознании, а именно в сердце заставил меня сосредоточиться, взять остатки сил и воли в кулак. Я кричал сам себе, соберись, думай, действую, ты должен жить, ты должен жить!
И с убийственной мыслью о кончине, начал тщательно, сантиметр за сантиметром обследовать баню, без всякой надежды на успех, пытаясь найти спички. Всё драгоценности мира не стояли рядом с одной единственной спичкой, которой цена-моя жизнь.
О боже милостивый! – я не верил глазам. В небольшой нише, над топкой, еле заметный во мху, в щели между брёвен лежал коробок со спасительными серянками.
На волне своего трагизма я был уверен на все сто, что он пуст. Господи какое же счастье, что я ошибся, в нем было семь спичек.
Эта радость затмила все радости какие были когда-то со мной, цена моей жизни был маленький огонек от одной спички. Радость подстегнула меня, я собрался, сосредоточился, готовя дрова, лучину, бересту для растопки печки, теперь уже в новом моём жилище. Был я сам не свой, не веря в эту реальность, происходящую со мной, пока дрова не взялись ярким пламенем.
Не закрывая дверцы, заворожено смотрел на огонь, не чувствовал тепла, меня бил озноб, прикусив язык почувствовал кровавый привкус, меня бросало то в жар, то в холод. Я плакал, навзрыд вытирая черными от сажи руками кровавые слюни, горькие слезы и холодный пот. Тело уже согрелось и потихоньку начало оттаивать сознание. Сколько было радости, её надо было видеть, заполнив каждую клеточку тела, сообщала мне: «ты спасён, будешь жить, будешь жить, слава богу, слава богу».
Придя в себя, осознал над какой был пропастью, всего одна лишь спичка смогла удержать меня от гибели. Подложив крупных поленьев, прилег на лавке, но через каждые 15-20 минут вскакивал как пружина в направлении печи, подбрасывая одно, два полена.
Не зная сколько, прошло времени, но вместо смертельного холода, пришёл нестерпимый голод. Я поймал себя на мысли, боль от ожогов правой стороны лица, плеча, бедра, ноги даже не рассматривается. По моим подсчетам, двое суток ничего не ел, благо была вода, подаренная спасительным теплом. Оценив сложившуюся ситуацию, наметил план действий: первое – нужна еда, второе- одежда, а остальное приложится.
На мое счастье, в бане был топор. Подозвав самого молодого кобеля-первогодка, заметил у меня не было жалости, может жажда, нет не голода, а выжить, безвыходность, затмило её. Выживший в другом измерении уже дома, переживая и каясь спрашивал сам себя, о своем поступке, однозначно не было другого варианта.
Утолив голод, приступил ко второй задаче. К моей радости, на крыше бани нашёлся шесть крапивных мешков со мхом, для конопатки бани.
Во-первых, появилась шикарная перина и подушка на лебяжьем, мховом пуху, также пошил добротную рубаху: прорезав одну большую дыру посерёдке, две по краям основания. Так же распустил один мешок на нитки и веревки, планировав пустить их для шитья одежды и крепления для лыж, которые собирался сделать, как только окрепну, залечу ожоги. Они напомнили коростами болью по всему телу. Моча, собачий жир были мне подмогой.