— Теперь ты меня понимаешь?! — улыбнулся он.
— Понимаю, но и ты должен меня понять.
— Я тебя понимаю.
— Вот, и хорошо.
— Как мы стремительно движемся в развитии наших отношений, — сказал он, то ли в шутку, то ли всерьёз.
— В смысле?
— Уже начали понимать друг друга, — рассмеялся Ростислав.
— Ты невыносим, — улыбнулась она в ответ и неожиданно для себя нежно поцеловала его.
Он ответил на поцелуй, и уже через секунду они неистово целовались, забыв обо всём на свете. Они вдруг так остро ощутили, как же соскучились друг по другу, как им обоим этого не хватало. Земля ушла из-под ног. Волна нежности накрыла их. Чувства оказались не просто живы, они стали еще сильней! Они упивались друг другом, но от этого жажда становилась лишь сильней.
Очнулась Дарья только тогда, когда футболка с Ростислава ею была уже снята, и она принялась за другие части его одежды.
— Что я творю?!!! — она зажмурилась и спрятала лицо у него на груди.
— Дарья, — начал он хрипло, пытаясь успокоить дыхание.
— Прости, — прошептала она. — Мы не должны.
— Да, я понимаю, — с трудом проговорил он.
Так же лихорадочно, как снимала, она принялась надевать на него футболку. Он хотел её остановить, хотел сказать, что и сам справится. Но разве её остановишь?
С третьей попытки она таки натянула на него злополучную футболку.
— Всё! Иду говорить с Фимой, — и развернулась идти.
— Дарья?!
— Что?!
Он загадочно молчал, и ей пришлось обернуться. Ростислав показал ей взглядом на футболку.
— А, — она улыбнулась, извиняясь.
Футболка была одета не только навыворот, но и задом — наперёд.
Дарья опять собралась его переодевать.
— Спасибо! — сказал он сквозь смех и жестом остановил её. — Мне было безумно приятно, но лучше я сам.
— Да! — согласилась она. — Действительно, лучше сам.
Когда все манипуляции с переодеванием были закончены, они пошли в лагерь.
— Давай вернёмся другим путём и не вместе, — предложила Дарья. — Я не хочу, чтобы о нас лишний раз сплетничали.
— С каких пор тебя волнует мнение окружающих?
— Не особо волнует, но давай соблюдать приличия.
— Да все уже давно обо всём догадались.
— Догадки строить это одно, а… — и она многозначительно промолчала.
— Хорошо, у самого лагеря разойдёмся в разные стороны.
И они побрели по зарослям в нужном направлении.
До лагеря оставалось совсем немного, когда Дарья, вдруг, резко остановилась. И Ростислав, шедший сзади, врезался в неё. Он поднял голову и застыл так же, как и она, увидев чудную картинку.
На небольшой полянке Фима с Майей целовались, раздевая друг друга. И если бы они пришли на пару минут позже, то застукали бы их в самом разгаре любовных игр.
Ростислав тихонько взял Дарью за плечи и хотел уже увести, чтобы не мешать той парочке. Но Дарья была бы не Дарья, если бы в тот самый момент не произнесла:
— Кхе, кхе!
Парочка испуганно замерла и обернулась на звук.
Майя схватила первое, что попалось под руку, и прикрылась. Фима по-рыцарски закрыл её собой.
— Дарья! Это не то, что ты подумала, — брякнул он первое, что пришло в голову, лихорадочно натягивая шорты.
Она расхохоталась:
— Глупее оправдания невозможно придумать.
— Это совсем другое.
— Как интересно! И что же это?
— Ну, это просто дружеский поцелуй в благодарность за спасение.
— Ага, и ты для этого снял штаны? По-дружески.
Фима замялся. Дарья стояла, скрестив на груди руки, ожидая от Фимы дальнейших оправданий. А в голове промелькнуло: «Как хорошо, что это я его застукала, а не он меня».
Майя, тем временем быстро одевшись, тихонько ускользнула с поляны
— Я тоже, пожалуй, пойду, — сказал Ростислав Даше. — Вам, кажется, нужно поговорить, — произнёс он с долей сарказма, ведь, по сути, говорить было уже не о чем.
Когда Ростислав вслед за Майей ушёл, Фима принялся оправдываться:
— Дарья, я тебе клянусь, между нами ничего не было. То, что ты увидела — это впервые. Просто — накатило, я сам не понимал, что делаю. Это было… как…. как…наваждение, — его вдруг понесло, и он разоткровенничался. — Это странно. Я не могу о ней не думать. Она всё время перед глазами, — говорил он Дарье, постепенно прозревая сам.
— Расслабься, — произнесла она совершенно спокойно и даже с нежностью. — Это любовью называется.
Фима удивился таким словам и тону, которым они были произнесены, и посмотрел на неё внимательней:
— Ты не сердишься, не ревнуешь, даже не хочешь врезать мне по морде?