Вася закрыл глаза. Несмотря на мрачность ситуации, они были счастливы в этот момент, как никогда. К ним подошел Станиславович. Было заметно, что он волновался — весь покрылся испариной, хотя жара уже спала, руки дрожали, и хрипловатым голосом произнес:
— Василий, ты прости старика, если, что не так. Знай, я же не со зла. Вы же все для меня, как дети, — на глазах появились слезы.
— Не волнуйтесь, Платон Станиславович, я на вас не в обиде. Все правильно. И еще… — он облизал пересохшие губы и продолжил: — спасибо вам за все.
Народ столпился вокруг Василия, не зная, что делать. Потому, не сразу увидели приближающуюся пару. Вернулись Майя с Ростиславом. Они улыбались друг другу и так весело щебетали, что не сразу заметили необычную обстановку в лагере. Зато Дарья очень хорошо их рассмотрела, её захлестнула такая волна ревности, что она чуть не задохнулась. Ей так захотелось заехать Майе по этой её идеальной улыбке, но она лишь стиснула зубы, чтобы себя не выдать. Невероятным усилием воли взяла себя в руки и сосредоточила всё своё внимание на умирающем студенте.
Наконец Мая заметила что, что-то не так, она подошла ближе и, быстро сориентировавшись в ситуации, расспросила Васю, какую он змею видел. Курьер дрожащим голосом описал её, при этом увеличив её размеры чуть ли не вчетверо.
— Эта змея не ядовита, вообще-то на этих островах на суше нет ядовитых змей. Ядовитые водятся только в океане, — ответила Майя и тут же потеряла всякий интерес к студенту.
«Умирающий» резко сел и с интересом стал рассматривать свои руки, которые к его большому удивлению двигались, затем встал, что тоже не вызвало особых проблем.
— Значит, я не умру?! — с этими словами Вася кинулся было обнимать своих сослуживцев, но те особо не разделяли его восторга, хотя чудесное исцеление Василия и внесло некоторую разрядку и все с облегчением вздохнули.
— Тьху ты! Студент, ещё одна подобная выходка, и я сам тебя укушу, чтобы не создавал больше проблем! — со злостью выдал Великопольский.
— Вася, берегись, от яда Великопольского еще не найдено противоядия, — улыбнулась Дарья, испытавшая облегчение, увидев, что с Ростиславом всё в порядке.
Народ разошёлся от вечно создающего проблемы курьера, и принялся за забытые было дела. Только Станиславович ещё долго отчитывал его.
Быстро доварилась банановая каша и все успокоенные сели её есть. Каша с голодухи показалась такой вкусной, какой в жизни они не ели. Все нахваливали Фиму за чудесную идею.
Даше не нравился этот разговор и она, так кстати вспомнив одно странное обстоятельство, быстро перевела разговор на другую тему.
— Майя Никаноровна, — обратилась она к психологу, — вы так и не ответили на мой вопрос.
— Какой вопрос? — не поняла Майя.
— Откуда вы знаете все наши имена и отчества? Мы же вам не представлялись!
— Да! — подхватил, вдруг, Артур.
— Все очень просто. И я уже рассказывала об этом Ростиславу.
«Ростиславу», — перекривила про себя Дарья. — «Для тебя — Ростиславу Романовичу!».
Ростислав на неё глянул и улыбнулся, как же она была прекрасна, особенно сейчас, в отблесках костра, с боевым выражением лица.
А Майя продолжала:
— Я детально изучила ваши личные дела, потому что профессионал и без подготовки не работаю.
— Похвально, — выдала Дарья саркастическим тоном. — Значит, вы всё обо всех знаете?
— Не всё, и не обо всех, но общее представление имею.
Дамы с вызовом смотрели друг на друга.
Великопольский даже облизнулся, в его представлении они уже дрались, причём в грязи. Он расплылся в улыбке как мартовский кот.
Но к его сожалению больше ничего не произошло. Ужин был закончен и дамы пошли мыть посуду, мужчины остались у костра.
Поздним вечером все уставшие и разбитые от пережитых потрясений вновь собрались вместе. Какое-то время сидели молча, глядя на пламя.
— А, Сандерс — юморной мужик, — нарушила тишину Дарья, что-то рисуя палочкой на песке.
— Что ты имеешь в виду? — переспросил Ростислав.
— Красиво он нас сделал, с юмором.
Десяток усталых грустных лиц, закивали в ответ.
— Да уж, обхохочешься, — саркастически подхватил Великопольский.
— Небось, сейчас смеётся над нами, — добавил Артур.
Это был исторический момент, момент, когда Экстремальцы были едины, и не было расхождений во мнениях.
— Одного не могу понять… — начала вновь Дарья.
— Что ты не можешь понять? — с иронией спросил теперь Великопольский.