Это лишний раз ей напомнило, как много надежд она связала с этим заурядным, в общем-то, делом. Ей хотелось удивить Ника неожиданным приездом миссис Саймонс, обрадовать его рассказом об отнюдь не лишней прибавке к доходам, и не на пару дней, а на длительное время. Маячил даже смутный призрак надежды, что такое известие может вырвать его из нескончаемого потока мрачных размышлений.
Эми понимала, что оба они помимо воли затянуты в водоворот тоски и страданий; едва ли не все жители Булвертона все еще живо переживали недавнюю трагедию.
А вот что было сказано на заупокойной службе, проведенной через неделю после этого кошмара, — в тот единственный за всю ее жизнь раз, когда она пошла в церковь по собственному, искреннему желанию. Преподобный Кеннет Олифант сказал тогда, что горе — одна из разновидностей жизненного опыта, наряду со счастьем, или успехом, или любовью. Горе имеет свою форму и длительность, оно что-то дает и чего-то лишает. Горе нужно перетерпеть, нужно ему подчиниться, потому что избавление от горя лежит не в нем самом, а за ним, и путь к избавлению один — через горе.
Эти слова утешали, но практической пользы от них было чуть. Подобно многим своим согражданам, Эми и Ник все брели и брели через горе, а избавления все не было и не было.
Эми сидела за стойкой, рассеянно глядя сквозь сизые облака табачного дыма на поблескивающий пивными лужицами столик, за которым Ник со своими дружками играли в брэг. В тот момент, когда Ник потянулся за кружкой, чтобы сделать очередной глоток, с улицы донесся звук остановившегося автомобиля.
Эми не пошевелилась, даже не перевела взгляд, но все ее внимание сосредоточилось на звуке вхолостую работавшего мотора. Ни голосов, ни щелканья открываемой дверцы, только ровное урчание мотора. Это было похоже на тишину.
Затем послышался скрежет включенного сцепления — включенного лениво или неумело, а может, устало? — и машина стала медленно отъезжать. Сквозь матовые нижние половинки оконных стекол Эми увидела, как вспыхнули задние стоп-сигналы, когда водитель притормозил под аркой, затем он свернул, направляясь на стоянку. Обостренные чувства Эми следили за машиной, как радар ПВО — за ракетой. Рокот мотора смолк.
Эми встала с табуретки, подняла откидную доску стойки и подошла к окну, посмотреть, что там делается. Если Ник и заметил ее действия, он ничем этого не показал.
Карточная игра продолжалась. Один из приятелей Ника раздавил окурок в пепельнице и достал из пачки новую сигарету.
— Я покажу вам ваш номер, — сказала Эми, обгоняя американку на середине лестницы; ответом ей была благодарная улыбка.
Миссис Саймонс выглядела младше, чем Эми ожидала, но по сути-то эти ожидания основывались практически ни на чем: американский адрес, письмо синей шариковой ручкой на какой-то необычной бумаге, чуть-чуть непривычная лексика и структура фраз. За формальной, старательно выдержанной вежтивостью письма смутно маячил образ почтенной матроны пенсионного или около того возраста. Все оказалось совсем не так. Миссис Саймонс была очень привлекательна и словно не имела возраста, наподобие некоторых телевизионных актрис. Эми на мгновение почудилось, что эта женщина ей знакома, что она когда-то видела ее на экране или еще где. Сквозь безупречную оболочку явственно проступала тяжелая, с ног валящая усталость, ничуть не удивительная для женщины, только что перенесшей трансатлантический перелет, но все равно она держалась свободно и раскованно, что позволяло и Эми расслабиться. Миссис Саймонс обещала оказаться куда более интересной личностью, чем обычные их постояльцы — пенсионного возраста парочки, проводившие в Булвертоне выходные, да люди, приезжавшие по разным делам и останавливавшиеся на одну ночь.
Эми провела ее на второй этаж, в двенадцатый номер, где еще с утра все проверила, застелила свежее белье и включила отопление. Она вошла в комнату первой, включила верхний свет, а затем распахнула дверь ванной для осмотра. Американцы слыли очень привередливыми по части порядка в гостиничных ванных.
— Я схожу позабочусь о вашем багаже, — сказала Эми, но не услышала ответа — миссис Саймонс уже удалилась в ванную.
Эми вышла из номера и прикрыла за собой дверь.
Спустившись в бар, Эми сразу же сообщила Нику о приезде миссис Саймонс, но к этому времени он уже выпил больше, чем следовало бы, — свою обычную порцию, неизменно оказывавшуюся больше, чем следовало бы, — и ограничился тем, что пожал плечами.
— Ты бы не мог отнести ее вещи из машины в номер? — спросила Эми.
— Да, только подожди минутку, — ответил Ник и показал ей в качестве объяснения свои карты. — И вообще, откуда она взялась? Ты же вроде ничего не говорила, что кто-то там сегодня заедет.
Ник выкинул на стол очередную карту. Сдерживая мгновенно вспыхнувшее раздражение, Эми прошла к машине, забрала оставшиеся там вещи и поволокла их на второй этаж.
— Поставьте прямо здесь. — Тереза Саймонс указала на угол комнаты. — Неужели вы сами все это тащили?
— Ерунда, — отмахнулась Эми. — И я все равно собиралась к вам зайти. Вы не хотели бы перекусить, поужинать? Мы кормим гостей, не придерживаясь расписания, так что мне это не составит никакого труда.
— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я завернула по пути в один из придорожных ресторанов. А вот бар у вас тут есть?
— Да.
— Я отдохну немного, а потом, если будет настроение, спущусь и чего-нибудь выпью.
Вторично вернувшись в бар, Эми увидела, что Ник прошел за стойку и цедит себе очередную пинту лучшего бочкового.
— Так почему ты ничего мне о ней не сказала? — спросил он, поднося кружку к губам и шумно втягивая пену.
— Я думала, ты сам увидишь по регистрационной книге.
— Да что ты, лапа, я оставляю все это на твое попечение. А сколько она думает тут прожить? До завтра? Неделю?
— Номер был заказан на неопределенное и уж точно долгое время.
Против ее ожидания Ник не выказал ни восторга, ни удивления, а только заметил:
— Если так, то нужно будет выписывать ей счет в конце каждой недели. Лучше уж перебдеть.
Эми нахмурилась и вышла следом за Ником из-за стойки.
Она собрала со столиков немногочисленные грязные стаканы. Поменяла Нику и его дружкам пепельницу. Вернувшись за стойку, перемыла все стаканы под сильной струей воды и расставила их на резиновом поддоне сушилки. Она думала о Нике с его непрерывной пьянкой, о том, как засосала его бесцельная, бессмысленная жизнь, когда один день перетекает в другой без всяких улучшений и изменений. Ну а что бы еще можно было ему предложить? Более того, что бы еще можно было предложить ей самой? Ее родители умерли, Джейс погиб, многие ее друзья уехали в Брайтон, Дувр или Лондон — куда угодно, лишь бы прочь из Булвертона — в надежде начать новую жизнь. За последние месяцы из города съехало много людей. В ней крепло желание последовать их примеру.
Две недели назад Эми получила письмо от своей двоюродной сестры Гвинет, которая десять лет назад уехала в Австралию подработать на каникулах, влюбилась в молодого строителя и решила не возвращаться. Она вышла замуж, получила австралийское гражданство и обзавелась двумя маленькими детьми. Эми с Гвинет обменивались письмами нечасто, последний раз это было где-то прошлой зимой. В новом письме сестры сквозила озабоченность, как-то живет теперь Эми в своем Булвертоне. Подобно многим людям со стороны, она явно боялась хоть словом упомянуть постигшую городок катастрофу. Гвинет не в первый уже раз уговаривала Эми слетать на отпускное время в Австралию и посмотреть, как ей понравится Сидней. Она писала, что у них есть свободная комната, что живут они в получасе езды от центра, а до гавани и прекрасных серфинговых пляжей от них вообще несколько трамвайных остановок…
— Привет.
Эми вздрогнула и удивленно вскинула глаза; она почти уже забыла, что американка думала спуститься в бар.