Выбрать главу

— Вот меню вашего ужина, господин де Монтревель.

— Да это настоящий пир! Но у меня есть одно опасение…

— Какое же?

— Пока мы будем есть, все будет хорошо, но вот когда настанет время пить…

— Так вы не любите сидр! — воскликнул Кадудаль. — Черт возьми! Я в затруднении. Признаться, сидр и вода — это все, что есть у меня в погребе.

— Не в этом дело. За чье здоровье мы будем пить?

— Так вот что вас беспокоит, господин де Монтревель, — промолвил Кадудаль и с необычайным достоинством добавил: — Мы выпьем за здоровье нашей общей матери, Франции! Мы служим ей с разными умонастроениями, но, надеюсь, с одной и той же любовью. За Францию, сударь! — сказал он, наполняя свой стакан.

— За Францию, генерал! — ответил Ролан, чокаясь с Жоржем.

И, весело сев за стол, оба со спокойной совестью набросились на капустный суп, выказывая аппетит, свойственный молодости, ведь самому старшему из них не было и тридцати лет.

V

ЗАСАДА

Разумеется, мы не стали бы столь охотно распространяться о Жорже Кадудале, если бы ему не предстояло сделаться одним из главных героев нашего повествования, и не рискнули бы повторяться, если бы нам не требовалось объяснить, с помощью мало-мальски подробного портрета этого необыкновенного человека, почему Бонапарт питал к нему такое огромное уважение.

Увидев его в деле, узнав о возможностях, какими он располагал, мы поймем, почему тот, кто не привык идти навстречу даже своим друзьям, делал это для своего врага.

Услышав гул колокола, вызванивавшего «Аве Мария», Кадудаль вынул из кармана часы.

— Одиннадцать часов, — сказал он.

— Я весь в вашем распоряжении, — откликнулся Ролан.

— Нам надо проделать одну операцию в шести льё отсюда. Вы нуждаетесь в отдыхе?

— Я?

— Да, в этом случае у вас есть час, чтобы вздремнуть.

— Благодарю, это лишнее.

— Раз так, — сказал Кадудаль, — мы отправимся, когда вы пожелаете.

— А ваши бойцы?

— Мои бойцы! О, мои бойцы уже готовы.

— И где же они? — спросил Ролан.

— Да повсюду.

— Черт побери, хотелось бы их увидеть!

— Вы их увидите.

— И когда?

— Когда пожелаете. Мои бойцы — народ скромный, они показываются на глаза, лишь когда я подаю им знак.

— Значит, когда я захочу увидеть их…

— Вы скажете мне об этом, я подам знак, и они появятся.

Ролан рассмеялся.

— Вы сомневаетесь? — спросил Кадудаль.

— Ни в коем случае, однако… В путь, генерал.

— В путь!

Молодые люди запахнулись в плащи и вышли из дома.

— По коням! — скомандовал Кадудаль.

— Какую из этих двух лошадей я могу взять? — спросил Ролан.

— Я подумал, что по возвращении вам доставит удовольствие застать вашу лошадь свежей и отдохнувшей, и потому для сегодняшней вылазки приготовил двух своих. Выбирайте любую наугад, обе хороши, и у каждой в седельных кобурах пара превосходных пистолетов английской выделки.

— Заряженных? — спросил Ролан.

— Отлично заряженных, полковник, в этом деле я доверяю лишь себе.

— Тогда по коням! — сказал Ролан.

Кадудаль и его спутник сели в седла и направились по дороге, которая вела в сторону Ванна. Кадудаль ехал рядом с Роланом, а Золотая Ветвь, помощник начальника штаба армии, как отрекомендовал его Кадудаль, ехал позади, шагах в двадцати от них.

Что же касается самой армии, то ее видно не было. Дорога, прямая как стрела, казалась совершенно пустынной.

Всадники проехали так около полульё.

— Но где же, черт возьми, ваши бойцы? — поинтересовался Ролан.

— Мои бойцы?.. Справа и слева, перед нами и позади нас — везде.

— Вы шутите! — воскликнул Ролан.

— Это вовсе не шутка, полковник. Неужели, по-вашему, я настолько безрассуден, что пускаюсь в путь без разведчиков, да еще если вокруг полно таких опытных и бдительных солдат, как ваши республиканцы?

С минуту Ролан хранил молчание, но затем с сомнением в голосе продолжил:

— Помнится, генерал, вы говорили мне, что если я захочу увидеть ваших бойцов, то достаточно будет сказать вам об этом. Так вот, я хочу увидеть их.

— Всех или только часть?

— Сколько, по вашим словам, вы их взяли с собой?

— Триста.

— Что ж, я хочу видеть сто пятьдесят.

— Стой! — скомандовал Кадудаль.

Приложив руки к губам, он издал уханье неясыти, а затем крик совы, причем уханье неясыти понеслось направо, а крик совы — налево.