Ролан поклонился.
— И в чем состоит второе предложение? — спросил он.
— Вот оно, — ответил Кадудаль. — Генерал Харти сейчас верхом, так же как и я; он покинет строй и встретится со мной в открытом поле между двумя нашими отрядами, вооруженный, так же как и я, саблей и парой пистолетов. Исход дела решится нашим поединком… Если я убью генерала Харти, его солдаты подчинятся поставленным мною условиям: пять лет не воевать против нас, ибо пленных, как вы понимаете, я брать не могу. Если же он убьет меня, его солдаты беспрепятственно пройдут по дороге и с припасами доберутся до Ванна; мои бойцы их не потревожат. Надеюсь, полковник, на такое предложение вы бы согласились?
— Без лишних слов, я его принимаю, — заявил Ролан.
— Да, но вы не генерал Харти. Так что ограничьтесь пока ролью парламентера, и, если это предложение, от которого я бы на его месте не отказался, его не устроит, ну что ж, тогда вы вернетесь и я, будучи добрым малым, сделаю ему третье предложение.
Ролан снова пустил лошадь в галоп. Его с нетерпением ждали республиканцы и генерал Харти, которому он передал новое предложение.
— Полковник, — ответил генерал, — я обязан дать отчет в своем образе действий первому консулу. Вы его адъютант, и я поручаю вам по возвращении в Париж выступить перед ним моим свидетелем… Что сделали бы вы на моем месте? Как вы скажете, так я и поступлю.
Ролан вздрогнул. На лице его появилось выражение глубокой серьезности; он размышлял.
Через минуту он произнес:
— Генерал, я бы отказался.
— Приведите мне ваши доводы, — сказал Харти, — я хочу убедиться, что они совпадают с моими.
— Во-первых, исход дуэли зависит от случая; во-вторых, вы не можете вверять судьбу сотни храбрецов случайности, а в-третьих, в таком деле, как это, куда каждый ввязался под свою собственную ответственность, он должен защищать свою шкуру изо всех сил.
— Таково ваше мнение, полковник?
— Да, клянусь честью.
— Это и мое мнение. Так что передайте мой ответ роялистскому генералу.
Ролан вернулся к Кадудалю с той же скоростью, с какой он мчался к Харти.
Выслушав ответ республиканского генерала, Кадудаль улыбнулся.
— Я предугадал его, — сказал он.
— Как вы могли предугадать его, если это я дал генералу Харти такой совет?
— Однако только что вы придерживались противоположного мнения.
— Да, но вы совершенно справедливо заметили мне, что я не генерал Харти. Итак, каково же ваше третье предложение? — с определенным нетерпением в голосе продолжил Ролан, начавший осознавать, что с самого начала переговоров именно генерал Кадудаль выступает в благородной роли.
— Третье предложение, — отвечал Кадудаль, — это приказ, приказ отступить, который я дам тремстам моим бойцам. У генерала Харти сотня солдат, я также оставлю сотню. Мои предки-бретонцы со времен битвы Тридцати имели обыкновение сражаться один на один, грудь к груди, боец с бойцом и скорее один против четверых, чем вчетвером против одного. Если генерал Харти одержит победу, он переступит через наши тела и беспрепятственно вернется в Ванн, никак не потревоженный теми тремястами бойцами, которые не примут участия в сражении. Если же он будет побежден, то не сможет сказать, что уступил численному превосходству. Отправляйтесь, господин де Монтревель, отправляйтесь и оставайтесь с вашими друзьями. Это я обеспечиваю им численное превосходство, ибо вы один стоите десятерых.
Ролан снял шляпу и поклонился.
— Что это значит, сударь? — спросил Кадудаль.
— Я имею привычку приветствовать все то, что кажется мне великим, и вот я приветствую вас.
— Полковник, стакан вина напоследок, — предложил Кадудаль. — Каждый из нас выпьет за то, что любит, за то, что с сожалением покинет на земле, за то, что надеется вновь встретить на небесах!
Он взял единственный стакан, наполнил его до половины и подал Ролану:
— У нас всего один стакан, господин де Монтревель; пейте первым.
— Почему первым?
— Потому, прежде всего, что вы мой гость, а еще потому, что есть пословица, которая гласит: «Кто пьет вторым, знает мысли первого». Я хочу знать ваши мысли, господин де Монтревель.
Ролан залпом осушил стакан и вернул его Кадудалю.
Генерал снова наполнил его до половины и в свой черед выпил до дна.
— Ну что, — спросил Ролан, — теперь вы знаете, о чем я думаю?
— Подскажите, — с улыбкой промолвил Кадудаль.
— Вот что я думаю, — со свойственной ему прямотой ответил Ролан, — я думаю, генерал, что вы храбрец, и почту за честь, если в момент, когда мы вот-вот начнем сражаться друг против друга, вы протянете мне руку.