— Погодите-ка, — ответил г-н де Талейран, обхватывая подбородок большим и указательным пальцами и откидывая голову назад, как он это делал всегда, роясь в памяти. — Сент-Эрмины есть у нас в Юре, рядом с Безансоном. Ну да, я знавал отца семейства: весьма достойный был человек, его гильотинировали в тысяча семьсот девяносто третьем году. Он оставил трех сыновей. Что с ними стало? Мне об этом ничего не известно. Это, должно быть, один из его сыновей или племянник, хотя, насколько я знаю, у него не было брата. Вы хотите, чтобы я навел справки?
— Да нет, не трудитесь.
— Это не составит труда; я видел, что он разговаривал с мадемуазель де Сурди… да вон, смотрите, он еще и теперь с ней разговаривает; нет ничего легче, чем все разузнать у ее матери…
— Нет, не нужно, благодарю! Ну а сами эти Сурди что собой представляют?
— Они из высшей знати.
— Я не об этом вас спрашиваю. Кто они по убеждениям?
— Полагаю, из всей семьи остались лишь две женщины, и они уже стоят на нашей стороне или же согласны встать на нее. Дня два или три назад Кабанис, который состоит с ними родстве, говорил мне о них. Девушка на выданье, и у нее, полагаю, есть миллионное приданое. Это должно подойти одному из ваших адъютантов.
— Стало быть, вы полагаете, что госпожа Бонапарт может видеться с ними?
— Безусловно.
— Бурьенн мне уже это говорил, благодарю. Но что там с Лулу? Мне кажется, она вот-вот заплачет. Дорогая госпожа де Пермон, чем вы огорчили вашу дочь, да еще в такой день, как этот?
— Я хочу, чтобы она танцевала менуэт королевы, а она этого не хочет.
При словах «менуэт королевы» Бонапарт улыбнулся.
— А почему она не хочет?
— Откуда мне знать? Это каприз. По правде сказать, Лулу, вы неразумны, дитя мое. Какой смысл иметь танцмейстерами Гарделя и Сент-Амана, если вам от этого никакого проку?
— Но, матушка, — ответила мадемуазель де Пермон, — я бы охотно танцевала этот ваш менуэт, хотя терпеть его не могу, но решусь танцевать его лишь с господином де Тренисом, и мы с ним уже договорись.
— Но почему же тогда его до сих пор нет? — спросила г-жа де Пермон. — Уже половина первого.
— Он предупредил нас, что у него еще два бала перед нашим и что он появится у нас лишь очень поздно.
— О, — промолвил Бонапарт, — приятно узнать, что во Франции есть человек, который занят больше меня. Но, если господин де Трение не держит слова, мадемуазель Лулу, это не повод лишить нас удовольствия видеть, как вы танцуете менуэт королевы. Это не ваша вина, что его здесь нет, выберите себе другого кавалера.
— Танцуй с Гарделем, — сказала г-жа де Пермон.
— О! С моим учителем танцев? — надула губки Лулу.
— Ну, тогда с Лаффитом. После Трениса это лучший танцор в Париже.
В эту минуту г-н Лаффит появился на пороге гостиной.
— Господин Лаффит, господин Лаффит! Подойдите к нам! — воскликнула г-жа де Пермон.
Господин Лаффит приблизился с самым любезным видом. Он был необычайно изящен и прекрасно сложен.
— Господин Лаффит, — обратилась к нему г-жа де Пермон, — доставьте мне удовольствие, станцуйте менуэт королевы с моей дочерью.
— Разумеется, сударыня! — воскликнул г-н Лаффит. — Клянусь честью, вы слишком добры ко мне! Конечно, это означает дуэль с господином де Тренисом, — добавил он, смеясь, — но я охотно пойду на такой риск. Однако я не ожидал подобной чести и не запасся шляпой.
Чтобы читатель мог понять последние слова г-на Лаффита, нужно пояснить, что реверанс в менуэте, являвшийся вершиной, краеугольным камнем всего этого хореографического сооружения, полагалось делать со шляпой в стиле Людовика XV, и никакая другая для этой цели не годилась.
Все бросились на поиски подходящей шляпы, и через минуту она была найдена.
Танец был исполнен с огромным успехом, и г-н Лаффит уже провожал мадемуазель де Пермон на ее место, как вдруг они столкнулись с г-ном де Тренисом, который, понимая, что опаздывает, со страшной одышкой влетел в зал, чтобы выполнить свое обязательство перед мадемуазель Лорой.
Господин де Трение остановился перед ними, имея вид еще более изумленный, чем разгневанный. Менуэт, который он должен был танцевать, о чем было известно всем, не только завершился без его участия, но и, судя по затихающим возгласам браво, завершился успехом.
— Ах, сударь, — смущенным голосом сказала ему мадемуазель де Пермон, — взгляните на часы, я прождала вас до полуночи, а менуэт был заявлен на одиннадцать. Наконец, в полночь матушка потребовала, чтобы я танцевала с господином Лаффитом, и, — с улыбкой добавила она, — мне дал на это приказ первый консул.