Я люблю Вас как издали, так и вблизи и благодарю Вас.
P.S. Дорогой Морган, у Вас есть, как меня уверяют, младший брат лет девятнадцати-двадцати; если Вы не считаете меня недостойным устроить ему боевое крещение, пришлите его ко мне: он будет моим адъютантом».
Посоветовавшись со всеми своими сподвижниками, брат ответил:
«Дорогой генерал!
Мы получили Ваше мужественное и честное письмо, присланное с Вашим мужественным и честным посланцем. В нашей кассе около ста пятидесяти тысяч франков; следовательно, мы в состоянии предоставить Вам то, что Вы просите. Наш новый брат, которого я своей личной властью нарекаю прозвищем Алкивиад, уедет сегодня вечером, взяв с собой первые сорок тысяч франков.
Вы сможете ежемесячно получать в одном и том же банке необходимые Вам сорок тысяч франков. В случае нашей гибели или вынужденного отступления деньги будут зарыты в разных местах частями по сорок тысяч франков.
При сем прилагается список имен всех тех, кто будет знать, где хранятся эти суммы.
Брат Алкивиад прибыл вовремя и смог присутствовать при казни. Он видел, как мы наказываем предателей.
Я благодарю Вас, дорогой генерал, за любезное предложение относительно моего юного брата. Но я намерен оберегать его от всяческих опасностей до тех пор, пока ему не придется меня заменить. Мой отец, погибший на гильотине, завещал свою месть моему старшему брату. Мой старший брат, которого расстреляли, завещал свою месть мне. Вероятно, я умру, как Вы говорите, на эшафоте. Но перед смертью я дам наказ брату мстить вместо меня; он в свой черед вступит на путь, каким шли мы, и, подобно нам, внесет свой вклад в торжество правого дела или погибнет, как погибнем мы.
Лишь столь веская причина заставляет меня взять на себя смелость лишить его Вашего покровительства, в то же время испрашивая Вашего расположения к нему.
Пришлите к нам нашего горячо любимого брата Алкивиада, как только это будет возможно, и мы будем вдвойне счастливы отправить Вам новое послание с таким гонцом.
Как писал мой брат, Костер де Сен-Виктор присутствовал при наказании предателя. Люсьена де Фарта судили и казнили у него на глазах.
В полночь из одних и тех же ворот Сейонской обители выехали двое всадников.
Один из них, Костер де Сен-Виктор, возвращался в Бретань, к Кадудалю, имея при себе сорок тысяч франков, полученных от Моргана.
Другой, граф де Рибье, вез перекинутое через седло своей лошади тело Люсьена де Фарга, которое он должен был оставить на площади Префектуры.
Эктор прервался на мгновение.
— Простите меня, мадемуазель, — сказал он, — если мой рассказ, прежде столь простой, начинает усложняться и вопреки моей воле принимает очертания романа. Я вынужден следовать за ходом событий; но из страха утомить вас таким нагромождением трагических событий я буду сокращать свое повествование, насколько это возможно, и поступал бы так и раньше, не будь у меня опасений сделать его неясным.
— Напротив, ничего не сокращайте, прошу вас! — с живостью воскликнула мадемуазель де Сурди. — Всякое сокращение идет в ущерб увлекательности вашего рассказа. Я прониклась огромным интересом ко всем его действующим лицам, в особенности к мадемуазель де Фарга.
— Что ж, я как раз намеревался вернуться к ней.
Через три дня после того, как труп, оставленный на площади Бург-ан-Бресса, был опознан и Люсьена де Фарга заботами его сестры благоговейно предали земле, в Люксембургский дворец явилась молодая женщина, попросившая разрешения поговорить с гражданином директором Баррасом.
Гражданин Баррас был на совещании; камердинер, удостоверившись, что посетительница молода и красива, провел ее в розовый будуар, хорошо известный как место любострастных аудиенций гражданина директора.