Едва послышались эти выстрелы, дверца коляски распахнулась, и из нее показался молодой человек в изящном наряде шуана. На нем была бархатная куртка, из-за белого пояса торчали рукоятки двух двуствольных пистолетов. Голову его покрывала шляпа с развевавшимся белым пером, а на боку у него висела легкая сабля.
С легкостью, выдававшей превосходного наездника, он вспрыгнул на лошадь, которую ему подвел слуга Костера де Сен-Виктора, и занял место среди сорока или пятидесяти всадников, находившихся под командованием бретонского вождя.
Я не буду пересказывать вам сражение, — продолжил Эктор. — Скажу только, что синие потерпели полное поражение и, проявив перед тем чудеса храбрости, по призыву своего командира, полковника Юло, вернулись в деревню Ла-Герш.
Это сражение не принесло Кадудалю и его соратникам каких-то значительных вещественных преимуществ, но в духовном плане его результат был огромен.
Кадудаль с двумя тысячами своих сподвижников не только устоял против четырех или пяти тысяч опытных солдат, закаленных пятью годами бесконечных сражений, но и, отбросив их обратно в город, откуда они решили выступить, убил четыреста или пятьсот из них.
Новый мятеж, мятеж бретонцев, последовавший за вандейским восстанием, начался с победы.
Диана сражалась в первых рядах, без конца стреляла из карабина, а три или четыре раза, теснимая противником, открывала огонь из пистолетов.
Со своей стороны, Костер де Сен-Виктор вернулся из боя, сняв с себя шуанскую куртку и набросив ее на плечо: рука его была насквозь пробита штыком.
«Сударь, — сказала девушка, обращаясь к Кадудалю, который во время боя то и дело исчезал в дыму и сражался в первых рядах, — намереваясь узнать у меня, зачем я приехала к вам и чего от вас хочу, вы отложили наш разговор до конца боя. Так вот, бой закончился, и я хочу примкнуть к вашему отряду».
«В каком качестве, сударыня?» — спросил Кадудаль.
«В качестве простого волонтера. Я только что доказала вам, что грохот и дым не пугают меня».
Кадудаль нахмурился, и лицо его приняло строгое выражение.
«Сударыня, — сказал он, — это предложение серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Сейчас я скажу вам одну странную вещь: с юности призванный к духовному сану, я от всего сердца принес обеты, как положено тому, кто становится священником, и никогда не нарушал ни одного из них. У меня нет сомнений, что я обрел бы в вашем лице прелестного адъютанта, уже доказавшего свою храбрость. Я полагаю, что женщины столь же отважны, как и мужчины. Начиная от Эпихариды, откусившей себе язык, чтобы не выдать сообщников во время пыток, которым ее подвергали по приказу Нерона, и вплоть до Шарлотты Корде, избавившей землю от чудовища, перед которым трепетали мужчины, из века в век мы видим все новые доказательства вашего мужества. Но в наших благочестивых краях, особенно в нашей древней Бретани, бытуют предрассудки, перед лицом которых потускнела воинская слава Шаретта; предрассудки, которые нередко вынуждают командиров пресекать определенные проявления самоотверженности. Правда, в лагерях нескольких моих собратьев находились сестры и дочери убитых роялистов, но им мы были обязаны оказать поддержку и защиту, за которыми они обращались к нам».
«А кто вам сказал, сударь, — воскликнула Диана, — что я не дочь или сестра убитого роялиста, а может быть, и та и другая одновременно и не имею права, о котором вы только что сказали, быть принятой к вам на службу?!»
«В таком случае, — с улыбкой спросил д’Аржантан, — как получилось, что у вас есть паспорт, подписанный Баррасом, и вы значитесь там как начальница почты в Витре?»
«Не будете ли вы так добры показать мне ваш паспорт?» — спросила в ответ Диана у лже-д’Аржантана.
«О, признаться, хороший ответ!» — промолвил Кадудаль, у которого хладнокровие и настойчивость Дианы вызвали сильный интерес.
«И не объясните ли вы мне, каким образом, будучи другом генерала Кадудаля и едва ли не его правой рукой, вы получили право разъезжать по территории Республики в качестве сборщика налогов в Динане?»
«И в самом деле, — сказал Кадудаль, — давай, объясни мадемуазель, каким образом ты стал сборщиком налогов в Динане, а она объяснит тебе, каким образом ей удалось стать начальницей почты в Витре».
«О, это тайна, которую я не осмелюсь открыть в присутствии нашего стыдливого друга Кадудаля, — ответил Костер де Сен-Виктор. — Тем не менее, если вы настаиваете, я скажу вам, рискуя вогнать его в краску, что в Париже, на Колонной улице, рядом с театром Фейдо, проживает некая девица Орелия де Сент-Амур, которой ни в чем не может отказать гражданин Баррас и которая ни в чем не может отказать мне».