— Эй, Быкобой, — крикнул фехтмейстер, — передай-ка свою рапиру этому господину, который сейчас попытается осуществить тот совет, какой он тебе только что дал.
— Ничего такого вы не увидите, господин Быкобой, — сказал в ответ Рене, — ведь наносить удар фехтмейстеру невежливо, и потому я ограничусь парированием.
И, взяв рапиру из рук ученика, Рене с совершенно особым изяществом приветствовал, как полагается, соперника и занял положение к бою.
И тогда началась любопытная битва с участием метра Стальная Рука, тщетно призывавшего на помощь себе все средства своего мастерства. Рене неизменно отводил от себя клинок, используя лишь четыре основных приема защиты и не соблаговоляя наносить ответные удары. Впрочем, метр Стальная Рука заслуживал свое звание: за четверть часа он исчерпал весь запас фехтовального искусства: обманные движения, прямые удары, нажимы на клинок противника; он усложнял даже самые сложные удары, но все было напрасно: пуговка его рапиры постоянно уходила то влево, то вправо от корпуса молодого человека.
Видя, что метр Стальная Рука не намерен просить пощады, Рене исполнил прощальное приветствие, выказывая при этом точно такое же изящество, с каким он приветствовал своего противника, и, провожденный до входной двери Сюркуфом, дал обещание прибыть точно ко времени обеда, то есть к трем часам пополудни.
LIII
КОМАНДНЫЙ СОСТАВ «ПРИЗРАКА»
В тот же день, в три часа пополудни, Рене вошел в гостиную капитана, где, занятая игрой с двухлетним ребенком, его ожидала г-жа Сюркуф.
— Простите, сударь, — сказала она, — но Сюркуф, задержанный неожиданным делом, не смог прийти ровно в три часа, чтобы подольше побеседовать с вами, как намеревался; он поручил мне радушно принимать вас в ожидании его прихода, так что будьте снисходительны к бедной провинциалке.
— Сударыня, — ответил ей Рене, — мне было известно, что господин Сюркуф вот уже три года имеет счастье быть мужем очаровательной женщины; однако до этого часа я не надеялся быть представленной ей, если бы звание простого матроса — при условии, разумеется, что господин Сюркуф соблаговолит пожаловать мне это звание, — не превратило мое желание в бестактный поступок. Прежде я восхищался его храбростью, сударыня, а сегодня восхищаюсь его самоотверженностью. Никто не оплатил свой долг родине исправнее, чем господин Сюркуф. Хотя от него многого можно было ждать, Франция ничего больше не могла от него требовать, и, повторяю, чтобы покинуть этого прелестного ребенка, обнять которого я прошу позволения, а главное, чтобы покинуть его мать, нужно нечто большее, чем храбрость, нужна самоотверженность.
— Неужели? — воскликнул Сюркуф, который услышал конец фразы и с супружеской и отцовской гордостью наблюдал, как будущий моряк приветствует его жену и обнимает его сына.
— Капитан, — произнес Рене, — до того как я увидел вашу жену и этого очаровательного малыша, я считал вас способным на любые жертвы, но теперь сомневаюсь, по крайней мере пока вы не уверите меня, что любовь к родине может зайти у мужчины так далеко, чтобы он разорвал свое сердце надвое.
— Что скажете, сударыня? — спросил Сюркуф. — С тех пор, как вы стали супругой корсара, много ли вы видели моряков, способных ввернуть комплимент, как это сделал мой новобранец?
— Что за шутки! — воскликнула г-жа Сюркуф. — Надеюсь, господин завербовался не рядовым матросом.
— Самым что ни на есть рядовым матросом, сударыня, и если в силу случайности, связанной с полученным мною воспитанием, оказывается, что в гостиных у меня есть преимущество перед храбрецами из вашего экипажа, то даже самые невежественные из них немедленно обретут превосходство надо мной, когда я ступлю на борт судна.
— Я назначил вам на три часа, сударь, — произнес Сюркуф, — поскольку хотел по мере появления наших гостей, а все они принадлежат к командному составу «Призрака», представлять им вас, а вот и…
В эту самую минуту дверь отворилась:
— … а вот и первый из них, мой старший помощник, господин Блеас.
— Я имею честь понаслышке знать господина Блеаса, — промолвил Рене. — Это офицер с «Доверия», вместе со старшиной Керношем пожертвовавший собой и отправившийся на борт «Сивиллы», в которой вы чересчур поздно распознали неприятеля. Подобная самоотверженность делает честь как тому, кто приносит себя в жертву, так и тому, ради кого это делают.
— Надеюсь, капитан, — произнес Блеас, — что вы, в свой черед, соблаговолите представить мне вашего гостя, ибо пока он известен мне лишь как один из лучших стрелков из пистолета, которых я когда-либо видел.