— Перед боем все оружие выносят на палубу, и каждый выбирает то, что его устраивает; вы будете брать ваше в своей каюте; так что милость, которую я вам оказываю, весьма несущественна.
— И последнее: прошу вас, если мы причалим к берегам Короманделя или Бенгалии, позволить мне устроить, на мои средства, разумеется, одну из тех охот на тигра или пантеру, о которых я столько раз слышал, никогда не имея возможности принять участие ни в одной из них; точно так же, если вам надо будет устроить одну из тех экспедиций, в которых может подвергнуться опасности жизнь кого-нибудь из ваших офицеров, замените его мной: ничья жизнь не зависит от моей и никто не будет печалиться обо мне.
— Тогда позвольте, — ответил Сюркуф, — при захвате вражеских судов считать вас офицером, ведь добыча делится таким образом: треть — мне, треть — офицерам и треть — рядовым матросам.
— А мне будет позволено распоряжаться моей долей так, как я пожелаю? — поинтересовался Рене.
— Само собой разумеется, — ответил Сюркуф.
— А теперь, капитан, позвольте задать вам вопрос, — промолвил Рене. — Есть ли у вас оружие, в котором вы полностью уверены?
— Конечно. У меня есть карабин, двуствольное ружье, которое я окрестил Громобоем, и мои бутылколомы, которые вам знакомы.
— Что вы называете вашими бутылколомами?
— Мои пистолеты. В море, чтобы тренировать своих людей, я велю привязывать бутылки к лисель-спиртам; все матросы имеют право заняться этим упражнением, и всякий, кто, несмотря на бортовую или килевую качку, разбивает бутылку, получает в качестве премии экю, если это был ружейный выстрел, и пять франков, если это был выстрел из пистолета.
— Прошу быть допущенным к этому упражнению, и опять-таки с правом распоряжаться полученными наградами.
— Да пожалуйста; ну а теперь, невзирая на скромность ваших притязаний, я вам дам совет, мой дорогой Рене, самым серьезным образом изучить ремесло, которое вы выбрали, независимо от того, выбрали вы его по призванию или же вас принудила к нему некая власть, превосходящая силой вашу волю. Я хочу, даже вопреки вам, кое-что сделать для вас. А сейчас подумаем, все ли наши условия мы оговорили? Нет ли еще чего-нибудь, о чем вы хотите меня попросить? Могу ли я еще что-нибудь вам предложить?
— Нет, капитан, благодарю вас.
— Кернош, поскольку вы сделались его другом, будет просвещать вас в отношении материальной стороны нашего ремесла, я же, если вы не возражаете, возьму на себя учебные занятия более высокого порядка. А вот и госпожа Сюркуф, которая ищет вас с чашкой кофе в одной руке и рюмкой ликера — в другой.
Рене подошел к г-же Сюркуф и, учтиво поклонившись ей, сказал:
— Извините, сударыня, но я не пью ни кофе, ни ликеров.
— Это как с шампанским, — заметил Кернош, присоединяя грубоватую шутку к утонченным извинениям молодого моряка. — Если пьешь его мало, плохо себя чувствуешь.
— Мне жаль, если госпожа Сюркуф увидела в неприглядной победе, одержанной мною, нечто иное, кроме желания избавиться от насмешек со стороны метра Стальная Рука, способных испортить мне один из самых очаровательных обедов, на которых мне доводилось бывать.
— А поскольку теперь вам предлагают десерт, — послышался чей-то голос, — то, надеюсь, вы более не опасаетесь, что ваш обед будет испорчен.
— Надо же, — промолвил Рене, — метр Стальная Рука очнулся от своего беспамятства! Позвольте мне поздравить вас, сударь: я полагал, что вы пробудете в нем по крайней мере до завтрашнего утра.
— Клянусь мечом святого Георгия, капитан! Вы же не допустите, чтобы вот так оскорбляли одного из ваших офицеров, а он не мог потребовать удовлетворения за это прямо у вас на глазах и в ту же минуту! Шпаги! Нас рассудят шпаги!
И, вернувшись в оружейный зал, где он вкушал послеобеденный сон, фехтмейстер почти сразу же вышел оттуда, держа по боевой шпаге в каждой руке.
Госпожа Сюркуф вскрикнула, а мужчины бросились навстречу метру Стальная Рука.
— Сударь, — произнес Сюркуф, — я приказываю вам немедленно отправиться к себе и оставаться там под арестом вплоть до нашего отплытия.
— Простите, господин капитан, — вмешался Рене, — но вы сейчас не на борту своего корабля, а у себя дома; пригласив нас в качестве своих гостей, вы, по крайней мере на время, приравняли нас к вам. Выставив этого господина за дверь, вы, естественно, заставите меня уйти вместе с ним и убить его под первым же уличным фонарем; если же, напротив, вы позволите закончить комедийным образом то, что и началось как комедия, мы покажем вашей супруге любопытное зрелище смертельной дуэли, в которой никто не будет убит.