Капитан шлюпа захватил с собой бумаги, из которых следовало, что он американец и занимается коммерцией, но у него не нашлось документа, который должен был удостоверить, что под его началом находится одно из тех восьми американских судов, каким европейские морские державы разрешили вести торговлю неграми. Когда он признался, что обязательного документа, способного его оправдать, у него нет, ему предъявили обвинение в преступлении, которое он совершил, силой или хитростью оторвав несчастных негров от их страны и их семей.
Признанный виновным, американский капитан был приговорен к смерти.
Торговцев неграми предавали жестокой и в то же самое время позорной казни: их вешали на рее собственного судна или судна, которое его захватило.
После того как приговор был оглашен, американскому капитану дали час на то, чтобы приготовиться к смерти. Он выслушал смертный приговор, не выказывая ни малейшего волнения, после чего был оставлен в кают-компании с караульными у каждой двери, поскольку опасались, что, дабы избежать позорной смерти, он бросится в море.
Осужденный попросил бумагу, перо и чернила, чтобы написать жене и детям. Его просьбу удовлетворили. Он принялся за письмо.
Пока он писал первые десять или пятнадцать строчек, лицо его оставалось спокойным, но мало-помалу на нем стала обнаруживаться какая-то растерянность, нечто вроде тучи окутало и затуманило черты его лица, вскоре он перестал видеть то, что писал, и несколько невольных слез, сорвавшихся с его ресниц, упали на прощальное письмо.
И тогда он попросил разрешения поговорить с Сюркуфом.
Сюркуф поспешил прийти, сопровождаемый Рене, который по-прежнему служил ему переводчиком.
— Сударь, — обращаясь к корсару, произнес американец, — я начал писать письмо жене и детям, чтобы попрощаться с ними, но, поскольку они не знали о постыдном ремесле, которым я занимался из любви к ним, мне подумалось, что письмо, в котором я поведаю им о своей смерти, а главное, о ее причине, скорее усилит их горе, нежели смягчит его. Лучше я обращусь к вам с просьбой. В секретере моей каюты вы найдете четыре или пять тысяч франков золотом. Я надеялся выручить от продажи двадцати четырех пленников и шлюпа сорок пять или пятьдесят тысяч франков — достаточную сумму для того, чтобы начать у себя на родине какое-нибудь достойное дело, которое позволило бы мне забыть тот грех, каким я запятнал свою жизнь. Но Бог не допустил, чтобы так все сложилось, стало быть, этому не суждено было случиться. Шлюп и невольники принадлежат вам, но пять тысяч франков, которые вы найдете у меня в выдвижном ящике, — мои. Я умоляю вас, и это последняя просьба моряка, передать эти пять тысяч франков моей жене и моим детям, адрес которых вы найдете на начатом письме, и в качестве пояснения указать лишь следующее: «По поручению капитана Хардинга, умершего от несчастного случая при пересечении экватора». Сколь бы предосудительным ни было мое поведение, чувствительные сердца найдут ему оправдание, ибо мне приходилось содержать многочисленную семью, требующую большого внимания. Впредь, по крайней мере, я не буду больше видеть ее страданий. Я ни за что не предал бы себя смерти сам, но, коль скоро меня ей предают, я принимаю ее, но не как кару, а как благодеяние.
— Вы готовы?
— Да, готов.
Он поднялся, качнул головой, чтобы стряхнуть последние капли слез с ресниц, написал адрес жены — «Госпоже Хардинг, в Чарльстаун», — а затем, передав письмо капитану Сюркуфу, промолвил:
— Я прошу вашего слова, сударь, вы мне его дадите?
— Слово моряка, сударь, — ответил Сюркуф, — ваше желание будет исполнено.
Сюркуф подал знак: послышалась барабанная дробь. Час настал, и перед лицом смерти американский капитан собрал все свое хладнокровие. Без малейшего намека на волнение он снял с себя галстук, опустил вниз воротник рубашки и уверенным шагом направился к той части судна, где все было готово для казни.
Глубокая тишина воцарилась на палубе, ибо подобные приготовления к смерти внушают почтение всем морякам, даже корсарам.
Веревку со скользящей петлей на одном конце держали с другого конца четыре матроса, стоя в ожидании у подножия фок-мачты, и не только весь экипаж «Призрака» собрался на палубе, но и два других корабля легли в дрейф, и их палубы, юты и реи были заполнены людьми.
Американский капитан сам продел голову в петлю, а затем, повернувшись к Сюркуфу, сказал:
— Не заставляйте меня ждать, сударь, ожидание равносильно мучению.
Сюркуф подошел к нему и освободил его голову от петли, в которую она уже была продета.