— Ты хочешь сказать, что тот парень на аэродроме выглядел более эффектно?
— Нет, я говорю, на аэродроме был этот человек, и там он был более сексуален!
Я удивленно посмотрел на Маргарет. Она была взволнована, нет, даже не взволнована, а возбуждена. Ее и без того широковатые ноздри раздулись, как у породистой кобылы на скачках, необъятная грудь заходила вверх и вниз. Я слышал, что у некоторых людей бывает такая реакция на опасность, у одних проявляется непомерный аппетит, другие наоборот впадают в полукому и голод, у третьих вот просыпаются сексуальные инстинкты, и человек прячет свой страх в совершенно животное удовольствие, как иные прячут украденные деньги в хозяйственную сумку. Я был прав тогда на аэродроме — ее надо было вести домой.
— Поехали, — говорю — к тебе.
— Нет. Теперь нет. Или... вот что. Поедем!
Она посмотрела на меня как-то испытывающе, словно оценивая.
— Мы возьмем его с собой.
— Кого его?
— Вот этого, с аэродрома.
— Да какой же он «этот», Мики? — попробовал я возразить. — Он просто похож. Тот же типаж, вот и все.
Похоже, Маргарет слегка опьянела. Черный парень с аэродрома вряд ли успел бы так быстро переодеться в штатское и приехать в ресторан.
— Это он, он, я вижу! — настаивала девушка.
— Да как же ты можешь видеть, если сейчас он повернулся спиной?
— Мне все равно теперь, — тряхнула плотными и упругими, как пружинки, кудрями девушка. — Он будет третьим!
Она произнесла это тоном, исключающим любые возражения. Я вполне правильно ее понял. Но ведь она совершенно не поинтересовалась, хочу ли я быть вторым в сложившихся обстоятельствах!
Маргарет встала со своего стула, чуть не перевернув его, а затем решительно направилась к противоположному концу площадки, где сидела развеселая мужская компания, к которой присоединился наш чернокожий мачо. Она двинулась так целеустремленно, что публика за тем столом не могла не обратить на это внимание. Красавец сначала улыбнулся приветливо, а затем, растерянный, напряженный и готовый к любому развитию событий, начал приподнимать свою задницу над деревянным сиденьем. Конечно же, это был совсем не тот, чернокожий рейнджер на аэродроме. Но парень и впрямь был очень похож на человека, сбившего русский самолет. Кто знает, чем бы закончился этот вечер, если бы на пути у Мики не возник еще один мужчина. Причем белый. Сергей Журавлев, журналист, собственной персоной.
Они столкнулись, как два стритрейсера на перекрестке. Сергей вбежал в «Бунгало», и, увидев меня одного, помчался к моему столику. Он поднял руку в приветственном жесте, и Маргарет ударилась головой о его локоть. Оба вскрикнули о боли. Сергей схватился за руку, а Мики стала оседать на пол, как сегодня днем на аэродроме. Журавлев, забыв о своей руке, успел схватить девушку подмышки. Маргарет овладела собой. Она тряхнула головой, словно отгоняя дурман, осознала, наконец, что перед ней угонщик ее роскошного кабриолета и сурово так сказала: «Ключи!»
— Отдам, конечно, отдам, только у меня руки заняты, — ответил Журавлев. Маргарет все еще была в его щедро раскрытых объятьях.
Я поднялся и, улыбаясь официантам, которые за считанные секунды начали подтягиваться к месту столкновения, перехватил девушку из рук журналиста. К выходу мы направились втроем.
По Монровии невозможно ездить слишком быстро. Асфальтом покрыты лишь улицы в центральной части города, да и то настолько фрагментарно, что попав в какую-нибудь яму можно оторвать оба моста, и передний, и задний. Главная же опасность ночной езды в том, что освещение отсутствует даже на центральных улицах, не говоря уже об окраинах. Тусклый свет пробивается через полуоткрытые двери домов и едва угадывается за стеклами небольших будочек-киосков, возле которых толпятся полупьяные монровийские мужики. В таких киосках круглые сутки можно купить пиво, сигареты, и если надо, гашиш, которым торгуют почти в открытую. Пиво пьют тут же, стеклянную бутылку нельзя уносить с собой, ведь она не входит в стоимость напитка. Кстати, очень скоро я узнал, что часть этих пивных ларьков контролирует эта девушка, которая везла к себе домой двоих русских, журналиста и торговца оружием.
Впрочем, если уж быть точным, то везла не Маргарет, а Сергей. Он сразу, без разговоров, сел за руль БМВ и посадил девушку рядом с собой. Я расположился сзади.
— Ну, показывай дорогу, — он повернул голову к Мики.
— Прямо, — сказала она, махнув рукой почти так же красиво, как военные, из-за которых сегодняшний вечер пошел у меня совершенно не по плану.
Откуда и когда Мики достала бутылку «коняги», я так и не заметил. Да и вообще, почему этот восточноафриканский напиток оказался в Западной Африке?
Я хорошо знал «коняги». Когда-то в Дар-эс-Саламе меня угостил этой бодягой Пьер Бахагазе, командир отрядов народа хуту, чье восстание разнесло в щепки небольшую страну Бурунди. Боевики героически воевали в бурундийских горах, а Пьер сидел рядом со мной в номере «Интерконтиненталя» в соседней вполне безопасной стране и угощал своего поставщика, то бишь, меня по традициям своего народа. Видимо, традиции были скудными, и не отличались щедростью. На столе моего люкса расположилась на одноразовой тарелке жареная курица за два доллара и вот такая точно бутылка танзанийской водки «коняги» с желтой этикеткой и запахом одеколона. Пьеру нужны были боеприпасы, патроны для устаревших «калашниковых» — ну, это не было проблемой, в России и в Украине такого добра хоть экскаватором черпай, но он хотел еще и выстрелы для подствольных гранатометов. А я никак не мог взять в толк, зачем он хочет эти выстрелы. Спросить в лоб об этом я не мог, этот Пьер был довольно резким парнем, которого даже свои прозвали Бешеным. К тому же, на входе в номер стоял его охранник, про которого говорили, что он однажды убил офицера ООН и чуть ли не съел его. Я слегка, словно между делом, заметил, что, мол, ни разу не слышал, чтобы подствольник монтировался на старый «калаш»; а Бахагазе, вместо того, чтобы тут же застрелить меня за излишнюю проницательность, принялся причитать, как восточный торговец на Измайловском рынке, и вешать мне на уши длинную лапшу о том, что его гениальные оружейники в лесах над Бужумбурой смогли сделать чудо боевой техники — соединить старый автомат с новым с подствольным гранатометом. Я, конечно же, и глазом не моргнул и никоим образом не дал понять, что заподозрил что-то неладное, но ведь у этих черных парней из джунглей просто какая-то звериная интуиция. Пьер ныл и ныл, но в какой-то момент в его глазах появился недобрый огонек. Пришлось тушить его вот этим самым «коняги». А боеприпасы для гранатометов? да, пустое все. Я совершенно правильно догадался тогда, что Пьер был и сам не прочь подзаработать. Потом выяснилось, что президент соседней Уганды решился купить для своих солдат оружие поновее, и Пьер, надеясь на шапочное знакомство со мной, обещал ему помощь. Ну и пусть, я не обеднею. За тебя, Пьер! За нашу большую интернациональную черно-белую дружбу! Всегда нужно пить местные напитки, если ты гость в чужой стране. В Дар-эс-Саламе желтый одеколон для внутреннего употребления шел прекрасно.
До сих пор не знаю, как эта бутылка «коняги» оказалась здесь на западном побережье Африки, в белой машине, принадлежащей черной красавице. Какое-то напоминание о прошлом. Впрочем, мы все живем воспоминаниями, всплывающими, как бутылки с посланиями посреди океана сознания.
Да, бутылка... Маргарет открыла «коняги» и сделала довольно большой глоток, почти на четверть бутылки. Эффект этого напитка был мне хорошо известен. Он дает долгое и устойчивое опьянение, которое наступает обычно после второй рюмки. Мики же, я заметил, отхлебнула на две рюмки сразу.
Она сунула «коняги» Сергею, тот, оставив на руле левую руку, взял бутылку в правую и поднес ее сначала к глазам, а потом к носу. Потом снова к глазам. Напиток явно вызывал у него подозрение.
— Пей, не отвлекайся, следи за дорогой, — говорю ему. И для убедительности повторяю — Пей, раз дают.
— Давай ты, Андрей Иваныч, первый, — и Сергей протянул сосуд мне на заднее сидение. Я не глядя отпил грамм пятьдесят, потом, спустя минуту, еще. Между первой и второй перерывчик небольшой, так ведь, кажется, у нас говорят. Лимонно-одеколонный напиток обжег горло, и оно приятно занемело. Но потом в нос ударил этот странный запах, и захотелось его чем-то забить. Я сразу зафыркал, пытаясь выдохнуть химический аромат напитка и вдохнуть свежий воздух. Получилось. И, что особенно хорошо, сразу пришло какое-то чувство расслабленности и внутреннего спокойствия. А его-то, как раз, мне и не хватало.