— То есть, как «блокада» ? Как у нас в Ленинграде?
— Не знаю, что там у вас, в Ленинграде, парни, но это не у вас. Это Монровия.
— Знаешь что, Джимми, — зло сказал я упитанному журналисту, — дай Бог вам не увидеть Ленинград! А ваш либерийский голод мы как-нибудь переживем. Ты, я вижу, не похудел?
Джимми не обиделся и вздохнул.
— Не похудел. Хотя, поверь, третий день ничего не жру. Только спрайт этот гребаный пью.
— Ну, парень, — говорю, — надо себя заставлять!
Шутке рассмеялся только Сергей. Джим ее не понял. Только заметил ворчливо «Those crazy Russians!» и, кряхтя, поднял себя над асфальтом.
Мимо нас, вдоль по улице, четверо солдат пронесли раненого парня в дырявых джинсах. Ранение было серьезным. За солдатами тянулась кровавая дорожка. Кровь, не останавливаясь, сбегала по спине прямо в задний карман джинсов и оттуда быстрыми каплями падала на асфальт. Вся задняя часть штанов была в пятнах грязно-бурого цвета. Солдаты, такие же подростки, как и раненый, старались не измазаться в кровь. Они с четырех сторон держали своего товарища на вытянутых руках и семенили худыми ногами в рваных кроссовках. Автоматы им очень мешали, били прикладами по лодыжкам. Раненый не издавал ни звука.
— Theirs not to reason why, theirs but to do and die, — тихо продекламировал Сергей.
— Что это? — спросил его Джимми.
— Альфред, сэр Тэннисон. Английская классическая литература.
— Слишком красиво для всего этого дерьма, — покачал головой Мангу.
И я не мог с ним не согласиться.
ГЛАВА 38 — ЛИБЕРИЯ, МОНРОВИЯ, ИЮЛЬ 2003. БЛОКАДА
Свою машину Джимми оставил метрах в пятистах от передовой. Мы вовремя ушли оттуда. Через минуту после нашего исчезновения к мосту подъехали люди Чакки. Тайлера-младшего. Коммандос оперативно опросили всех свидетелей покушения на Симбу, которых только смогли найти на этом берегу. Очень быстро они выяснили, что, кроме двух исполнителей, на правительственную сторону перебежали двое штатских. Среднего возраста. Неопрятного вида. Белые. Тщательно прочесав окрестности, мордовороты Чакки так и не увидели перебежчиков. Один из них, вроде, был с камерой. То ли журналист, то ли правозащитник. Такие сумасшедшие борцы за мир часто попадаются в зонах конфликтов.
Нас искали. Я не мог вернуться домой. Джимми сделал круг по городу и как бы случайно проехал мимо моего дома. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять: возвращаться некуда. Ворота нараспашку. За воротами виднелась небольшая лужайка, изрядно вытоптанная солдатскими ботинками. На траве лежала сорванная с петель входная дверь, усыпанная мелкими осколками стекла. Заходить внутрь? В этом не было смысла. Там наверняка царил полный хаос. Солдаты обычно доводят порученное дело до полного совершенства. Если порядок, то идеальный. Если хаос, то тотальный. Под колесами автомобили звякнул металл. Джимми занервничал. Вдруг что-то отвалилось. Я обернулся назад. Волноваться не было причины. Просто мы наехали на железяку. Позади нас на дороге осталась жестяная табличка, на которой раньше было написано «Собственность Эндрю Шута.»
Потом мы направились в район, где жила Мики. Помнится, она говорила, что войны здесь никогда не будет. Ее слова оказались правдой. Почти. Вилла посла Соединенных Штатов стояла, как ни в чем не бывало. И вон еще одна, кажется, в ней жил торговец каучуком. Но дом, в котором я провел самый лучший свой день в этой стране, был неузнаваем. Вернее, дома-то и не было. На его месте красовалась груда обгоревших бревен и битого кирпича. Забор, окружавший усадьбу Маргарет, лежал на земле. Видно, здесь хорошо поработали бульдозером.
— Послушай, Джимми, — шепнул я черному коллеге Журавлева, пока тот мочился в ближайшие кусты. — Ты получишь все наше видео, если спрячешь нас на пару дней. И дашь мне телефон.
Джимми думал недолго.
— Поехали, — твердо сказал он, когда Сергей вернулся в машину. Вскоре мы вернулись в центр города и подъехали к Сезар Билдинг.
— Здесь наше бюро, — пригласил Мангу. — Поднимайтесь за мной.
«Забавно,» — подумал я. — «Именно здесь я встречался с Калибали и Санкарой, этими двумя из Буркина-Фасо.» На деревянной лестнице стоял все тот же затхлый запах, который раздражал меня и в прошлый раз. Двигаясь гуськом по невероятно скрипучим ступенькам, мы поднялись на второй этаж. Я мельком посмотрел на двери знакомого офиса, где раньше находилась «Эйр Лайберия». Они были закрыты. Офис Мангу был этажом выше.
Мы зашли в его контору. Ничего примечательного. Двойной кабинет, разделенный перегородкой. В первой части стол, два стула и шкаф, доверху набитый кассетами. На столе допотопная видеотехника, клубки спутанных проводов и — о чудо! — столь нужный мне телефонный аппарат. Джимми открыл фанерную дверь во второй отсек. Там я не увидел ничего, кроме бронежилета с каской и поролонового матраца под окном. Журналист стянул с себя бронежилет и бросил его рядом с тем, который уже был в комнате.
— Располагайся, Энди, — громогласно заявил Мангу. — Живи здесь, сколько хочешь.
Я не сказал ему, что хотел бы поскорее убраться из этого места, в частности, и этой страны, вообще. Я только подумал об этом, но столь красноречиво, что Мангу сразу же прочитал на моем лице все мои мысли. И осекся. А что подумал Сергей, было неизвестно. Он возился со своей камерой, стоя к нам спиной.
— Ну, что пойдешь в свой офис? — спросил его Джимми.
— Джимми, дружище, — сказал Журавлев, не оборачиваясь. — У меня теперь нет никакого офиса.
И Мангу смирился с тем, что его гостеприимство теперь распространяется не на одного, а на двоих.
Сепаратный сговор у нас с либерийским журналистом вышел простой. Пока они с Сергеем ездят на съемки, я тайком копирую все его материалы для Джимми. За это я пользуюсь телефоном в неограниченном количестве. Сергей был не в курсе наших договоренностей. Я думаю, что мог бы убедить его со временем отдать Джимми часть материалов, но мне не хотелось на это тратить время. «Потом,» — решил я про себя — «я разрулю эту ситуацию». Я успел скопировать, не глядя, лишь пару кассет. А сам в это время накручивал диск старого телефонного аппарата в офисе журналиста. Мне во что бы то ни стало нужно было найти Маргарет. И позаботиться о бегстве.
Я вернулся сюда для того, чтобы вывезти ее отсюда. За то время, пока я был с боевиками, воспоминания о ее измене размылись в моей памяти. Когда я вспоминал увиденное, картина в ее спальне становилась похожей на затертое древнее порно, не вызывающее никаких эмоций. И участвующие в нем персонажи нисколько не похожи на реальных людей. Тем более остро я чувствовал, что мне не хватает именно ее. Оставшись один на поролоновом матраце, я не пытался сдерживать слезы и шептал, как ребенок: «Мики, Мики, Мики.» Наплакавшись вдоволь, я понял, наконец, что это было бесполезное занятие. Нужно было действовать. Нужно было найти Маргарет во что бы то ни стало. Шестое чувство подсказывало мне, что она жива.
Но вместо того, чтобы искать Маргарет, я стал звонить Петровичу. Его снова не было дома. Я уж было подумал, что старика арестовали. И для очистки совести набрал его еще раз. «Последний,» — так сказал я себе.
— Слушаю вас, — прорвался ко мне его голос сквозь посторонние звуки отвратительной связи.
— Послушай, Григорий Петрович, — закричал я, перекрывая голосом помехи. — это я, Андрей.
— Слушаю вас! — повторил он. Но теперь интонация его голоса сменилась с вопросительной на услужливую.
— Буду краток, — сказал я. — Мне нужно, чтобы ты забрал меня отсюда...
— Это невозможно, — перебил меня Кожух. — люди разбежались. Плиев в Монровию не полетит. Никто не полетит.
— Это я знаю, — соврал я. — Не перебивай. Мне нужно убраться отсюда, и я унесу из Монровии свою задницу сам. Но ты должен назвать мне ближайшее место, откуда тебе проще всего эвакуировать меня и еще одного... Нет, двух пассажиров. Без документов.
Григорий Петрович думал всего несколько секунд.
— Абиджан. Берег Слоновой Кости. В течение трех дней с того момента, как только я узнаю, что вы там.
— Понял. Конец связи.
Петрович отключился. В трубке щелкнуло. Но коротких сигналов я не услышал. Казалось, что на том конце кто-то прислушивается к моему дыханию, затаив собственное. Потом еще один щелчок. И только после этого динамик запищал у меня в ухе, как рассерженный попугай. Я положил на рычаг трубку и стал дожидаться Сергея и Джима.