Прямоугольники стеклянных башен выстроились в ряд, как будто встречая дорогого гостя. А перед ними, беспрерывно шевеля своими стрелами, громоздились краны в порту. Между кранами и небоскребами лежала лагуна, но с борта «Мезени» ее не было видно. Казалось, что город начинается сразу за портом. Конечно, это было вовсе не так. В Африке вообще все всегда бывает не так, как кажется на первый взгляд. В одном я был уверен. Город называется Абиджан, здесь есть хорошие гостиницы с саунами, тренажерными залами и джакузи. А накрахмаленные простыни приятно хрустят, когда ложишься на них в первый раз. Здесь есть ночные клубы и дискотеки, а таксисты всегда улыбаются, потому что этого от них требуют владельцы таксомоторных компаний. Здесь не увидишь детей с культями вместо рук и ног, играющих в футбол на костылях, а в прохладных офисах с тобой о делах будут вежливо говорить приятные молодые люди в строгих костюмах с галстуками. Абиджан это очень хороший город. Идеальное место для любителя безопасной африканской романтики, который всегда успевает вовремя остановиться на грани. А я возвращался из-за грани, с той стороны. Я хотел порадоваться башням Абиджана. И не мог. Я просто не знал, что мне там делать. Но там, откуда я плыл, делать мне уже точно было нечего. Когда не знаешь, что делать, всегда иди вперед.
«Мезень» не пустили в лагуну. Ее оставили на внешнем рейде и согласились выслать пограничную полицию только после того, как Григорий сообщил на берег, что у него на борту белые беженцы. У меня не было паспорта, у Сергея тоже. Но Петрович все сделал, как надо. и на берегу нас уже ожидали временные документы.
Мы стояли на палубе и смотрели на город. Уже собиралось темнеть, и закат выкрасил гребешки мелких волн в багровые тона. Рассекая красноватые воды залива, в нашу сторону двинулся пограничный катер. Григорий тихо подошел ко мне и сунул в руки железную китайскую фляжку с приваренным к ней гвардейским значком. Фляжка была полной.
— Возьми, Андрюша, это подарок от Гриссо.
— Что это?
— Да так, отличная штука для нервов. Будет тебя колбасить, глотни чайную ложечку.
— И что?
— И ничего. Тебя сразу попустит. Только помни: одной ложки достаточно. Очень сильная штука.
Я пробормотал «спасибо». И только, когда катер швартовался к борту «Мезени», я сообразил, к чему это Григорий клонит.
— Погоди, Гриша! — подтянул я его за плечо к себе поближе. — Ты что же, на берег не идешь?
Волков помотал головой:
— Нет, я возвращаюсь.
— Возвращаешься?! — удивился я. — Но ты же собирался уехать из Африки!
Григорий пожал плечами, что означало «все в жизни однажды меняется».
— Гриша, но ведь там идет война! Если ты туда вернешься, тебя расстреляют!
— Кто? — спросил Волков.
— Ну, кто-кто? Все! Да любой, у кого есть оружие.
Григорий улыбнулся, словно знал больше других о будущем.
— Андрей, там у меня проблем не будет, поверь. Тайлера посадят. На его место придут другие люди. А я со своей старушкой «Мезенью» на хлеб всегда заработаю. Вот и заведение мое после войны нужно будет в порядок привести. Сам видел, и там нужно будет копейку вложить.
Он смотрел на меня, улыбаясь, как идиот на доктора в психлечебнице. Я слушал его и поддакивал, словно боялся, что его тихое помешательство перейдет в буйную стадию. Но потом я подумал, что не стоит подыгрывать сумасшествию других, иначе и сам сойдешь с ума.
— Гриша, ты чего, белены объелся? — возмутился я. — Или настоек своих обпился?
— Там! — развернул его я в сторону Либерии. — Плохо! Понимаешь, плохо!
— Здесь! — снова повернул я Григория лицом к небоскребам. — Хорошо! Повтори, если ты такой идиот: «Хо-ро-шо»!
— Андрей, я не сумасшедший, — продолжал улыбаться Григорий. — Еще несколько дней назад я хотел сбежать оттуда не меньше, чем ты. Но теперь подумал. Что ждет меня дома, в Калининграде? Ничего. Даже дома нет. Дома я бомж с пароходом, который ни одного рейса в России не сделает. У меня там нет никого. А в Монровии у меня есть мой подвал и Гриссо. И, знаешь что? Сейчас он, наверное, единственный человек в мире, которому я нужен.
— А еще ты нужен этой девушке, — улыбнулся я криво. — Племянница она его или как ее там?
— Ну, разве что, этой девушке тоже, — серьезно подтвердил Гриша. — А в России меня никто не ждет.
И он схватил меня за грудки, а потом тихо засипел в лицо:
— Ты понимаешь, Андрей, как это бывает, когда тебя никто не ждет? Думаю, что понимаешь.
Я осторожно убрал его руку:
— Знаешь, Гриша, давным-давно один мудрый грек сказал, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Я никогда не слушался старших и, тем более, древних. Я вернулся в Монровию. Вошел во второй раз в одно и то же дерьмо. Посмотри на меня. Теперь ты видишь, что из этого получилось?
Я глядел на лицо Волкова и понимал, что уговаривать его бесполезно. Его давно уже ничего не связывало с прежней жизнью. Григорий слишком долго ждал свою «Мезень» и в конце концов превратился в африканца. Я это понял так же отчетливо, как и тогда, в полуподвале за стаканом йагге. Мне захотелось остаться с ним. Послать подальше этих пограничников и вернуться туда, где ноги по колено утопают в пыли, когда вылезаешь из автомобиля. Но что для меня теперь Монровия? Город, в котором никогда не будет ее.
Пограничники быстро закончили с формальностями. «Сколько вас сходит на берег?», — спросили они капитана. «Двое,» — сказал он. Сергей удивленно поднял брови и что-то пробормотал под нос, кажется, «Ни хрена себе!» или другое высказывание подобного содержания. «Есть багаж?» — поинтересовался чернокожий офицер. «Нет,» — дружно ответили мы с Сергеем и в подтверждение развели в стороны пустыми руками. «Ну, ладно,» — подозрительно хмыкнул пограничник и сделал знак спускаться в катер.
За доставку я рассчитался сполна. Пока катер приближался к судну, я успел сунуть в руку Григория несколько камней. Дальнейшее уже было его делом: меня не касалось, заплатит ли своим матросам или все оставит себе. Когда его рука прятала камни в карман, на его коричневом лице аскета не дрогнул ни один мускул. Оставшиеся алмазы я сумел пристроить так, чтобы ни один таможенник их не нашел.
— А что в бутылке? — между делом бросил офицер, когда, пытаясь сесть поудобнее, я перекладывал фляжку из заднего кармана джинсов в передний.
— Чай. От расстройства хорошо помогает, — сказал я ему и приподнял флягу, мол, попробуешь?
Офицер улыбнулся и сделал отрицательный жест рукой. Двое странных белых, несомненно, вызывали у него желание отправить их в кутузку и хорошенько отдубасить, дабы узнать правду о том, с какой целью они пересекают государственную границу Ивуарийской Республики, но сделать это было невозможно по причине того, что их задницы были надежно прикрыты всеми необходимыми бумагами, которые поступили накануне в пограничную службу, и младший офицер погранслужбы справедливо подумал, что не должен проявлять рвение там, где его начальники не усматривают ничего подозрительного.
Катер все дальше и дальше отходил от борта «Мезени». Руки невидимых матросов подтянули наверх трап. Григорий, недолго постояв на палубе, пошел по направлению к рубке. Он ни разу не обернулся и не сделал никакого прощального жеста. Буквы «Мезень» стали сливаться в одно белое пятно, потом это пятно стало неразличимым, а вскоре и сам корабль стал невидимым, растворившись на фоне серого неба.
ГЛАВА 46 — КОТ Д'ИВУАР, АБИДЖАН, ИЮЛЬ 2003. «ВИСКИ И-ГО-ГО!»
Сергей позвонил мне в номер через сутки.
— Иваныч, все здесь прекрасно, но, если честно, завтрак не стоит двадцати баксов.
«Почему он вечером про завтрак говорит?» — отстраненно подумал я, глядя на потолок своего номера в «Интерконтинентале» и слушая голос Журавлева в трубке.