Я приехал в порт и пулей взлетел на верхнюю палубу «Мезени».
— Что случилось? — хором спросили меня Волков и Джонсон.
— Повстанцы в городе, — выпалил я. — Срочно отплываем.
Волков покачал головой:
— Андрей, я не пойду без Маргарет. Она заплатила, и я ее подставлять не собираюсь.
— Я тоже, Энди, — присоединился к моряку Джонсон. — Это даже не обсуждается.
Ну, вот, я так и знал. Теперь придется тратить лишнее время на объяснения и уговоры. Или засветить содержимое бархатной сумочки Санкары.
— А это вы видели?
Лучше не смог бы сказать даже Буратино, показавший друзьям золотой ключик. На мою ладонь нежной тяжестью просыпались алмазы. Их было так много, что оба носа моих партнеров, словно притянутые магнитом, сунулись к раскрытой руке.
— Это на всех, — пояснил я, сжимая алмазы в кулак прямо перед выпученными глазами Волкова и Джонсона. — Маргарет передала. Сказала рассчитаться с вами в Абиджане.
— А сама она? — вяло спросил Джонсон.
— А сама она остается, — соврал я. — До лучших времен.
Журавлев опять успел напиться и спал в рубке. А еще говорил, что пить больше не будет. Вот и верь после этого слову журналиста! Но в тот момент я не хотел его видеть. Он был причиной того, что мы уходим без Маргарет. И даже если сам он в этом и не был виноват, я все же не мог отнестись к этому спокойно. Я оставил его на борту. Но пространства для нашей дружбы оставалось все меньше и меньше.
Суа вместе с Григорием рассчитывался с рабочими. Процесс двигался медленно, многие хотели остаться на борту. Но Волков из всей группы уже заранее отобрал троих. Один из них, как выяснилось, служил некогда помощником моториста на гвинейском пароходе, двое других выходили в море на траулерах. К тому же, у Гриши был и собственный механик, который настолько редко вылезал из машинного отделения, что за все время я его ни разу не видел.
Рабочие кричали и ругались, недовольно размахивая заработанными купюрами. Волков, спокойно понаблюдав за протестующими, выдал им по упаковке «гвоздей», и те успокоились. Это был старый африканский трюк. Сколько бы ни дал Григорий, либерийцы захотели бы больше. В данной случае, алкогольная премия была заложена в статью расходов. Думаю, что об этом догадывались и ремонтники, но без крика они уже не могли обойтись: традиция есть традиция.
— А в Абиджане, значит, скакать передо мной будете вы с Джонсоном? — поддел я Волкова. Он криво улыбнулся и развернулся ко мне спиной. Шутка попала в цель. Очень точно.
Мы отдали швартовы. Заработал двигатель. Палуба уверенно завибрировала под ногами. «Мезень» медленно отходила от стенки. На причале, тесно сбившись гурьбой, стояли наши рабочие и тоскливо смотрели, как расстояние между ними все увеличивается и увеличивается. И когда люди превратились в черные фигурки, а их лица уже стали неразличимы, случилось то, чего предвидеть никто из нас не мог. Сначала я услышал стрельбу со стороны берега. Затем увидел, как рассыпалась группа рабочих. Они бросились в разные стороны. Несколько черных фигурок, одна или две, упали на бетонную пристань и больше не поднимались. А потом, к самой кромке причала подъехали два «пикапа», из которых на бетон вывалились вооруженные люди. Они заглянули в нашу машину, теперь уже ненужную. С борта «Мезени» было не разобрать, что они там делали, но вскоре машина вспыхнула ярко-желтым пламенем, которое моментально поднялось метров на десять. Пока машина горела, боевики, — а это были именно они, — развернулись в нашу сторону и открыли огонь из автоматов. Они стояли в полный рост и с громкими криками от бедра поливали нашу «Мезень». Джонсон тут же прижался к палубе, а в следующее мгновение уже отвечал им из своего «калашникова». Все остальные, кто стоял на палубе, упали вслед за ним, ровно на мгновение позже. Но этого мгновения было достаточно, чтобы успеть услышать нежное «фьюить!» возле самой головы. Пули молотили и по снастям, с резким визгом разлетаясь рикошетом во все стороны.
И тут, откуда ни возьмись, появился вертолет. Он резко взлетел со стороны береговых пакгаузов и, оказавшись над нами, завис, словно стрекоза над цветком. Вертолет был бело-сине-красный, с надписью «Бриджстоун». Это был тот самый вертолет, в который собиралась сесть Маргарет. И, конечно же, именно об этом вертолете мне рассказывал Суа Джонсон. Пилот, похоже, хотел бы нам помочь. Мне хорошо было видно, как он делает загадочные знаки руками за толстым стеклом кабины.
Все, что случилось потом, я помню смутно. С какого-то момента память стала работать, фиксируя происходящее урывками. Вот вертолет снижается к палубе. Джонсон приподнимается и смотрит наверх. Пули рэбелов барабанят по палубе совсем рядом с ним. Но он на них внимания не обращает. Его губы шепчут незнакомое ругательство на гио. Он медленно наклоняется и, словно потерял что-то, шарит по палубе. А когда находит, я замечаю, что это гранатомет РПГ-7. Уже снаряженный и готовый к бою.
Джонсон кладет его на плечо и разворачивается в сторону вертолета. Остроносый заряд смотрит вверх, прямо на машину. Но это не может быть реальностью. Это дежа-вю страшного случая на Сприггсе. Не надо повтора, Джонсон! Не стреляй! Я тебя умоляю!
— Не стреляй, там она! — закричал я Джонсону. Но он меня не слышал. Вертолетчик, как только разглядел гранатомет Джонсона, сразу же попытался включить форсаж и рвануть с места. Мои слова потонули в реве двигателя.
И тогда я рванул к нему. Я не замечал ни пуль, ни снастей, ни всего того, чего, обычно, бывает много на палубе. Мои ноги сами летели к нему, и я бы остановился только тогда, когда сбросил бы его в океан. Но для рывка расстояние от кормы, где находился я, до носа, где стоял Суа, было слишком большим. Я успел добежать только до рубки, когда Джонсон нажал на спуск. Граната, вращаясь, вышла из трубы и шипя, как змея, полетела в направлении вертолета. «Нет! Нет! Это уже было!» — завыл голос внутри меня. И сам я закричал вслух, в полный голос. Как зверь кричал, нечеловечески отчаянно.
Я подлетел к черному психопату в тот момент, когда граната влетела в борт вертолета. Она легко вошла в него, это было заметно даже невооруженным взглядом. Через мгновение вертолет словно осел в воздухе и тут же превратился в огненный шар. Ярко-красный в середине и иссиня-белый по краям. С неба дохнуло беспощадным жаром. Внутри шара было мое счастье и моя любовь.
И я оттолкнулся от палубы обеими ногами, чтобы взлететь как можно выше и, пробив огненную оболочку, оказаться вместе с ними, там, внутри.
ГЛАВА 45 — АТЛАНТИКА. ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ВОДЫ КОТ Д'ИВУАР. ФЛЯГА С НАЧИНКОЙ
— Пей! — услышал я голос в темноте. — Пей.
Здесь темно. Воздух липкий и прогорклый. Все пространство вибрирует, подчиняясь ритмам невидимого двигателя. Вот, оказывается, что бывает после того, как наступает конец. Я уже не человек из плоти и крови, а просто мысль, пойманная неизвестным ловцом и помещенная на вечное хранение в середину черной бесконечности.
— Пей, — упрямо повторял знакомый голос, но я никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. Голос настойчиво и упрямо повторял кому-то свою просьбу. И я догадался, что этот кто-то — я сам. Я почувствовал, как в меня вливается тоненькая струйка жидкости, и обнаружил, что кроме мысли у меня есть еще губы и глотка.
Постепенно ко мне возвращались чувства. Наверное, так чувствует себя робот, к которому по одной присоединяют конечности. Сначала он это просто программа, записанная на чипе. Потом у него появляются фотоэлементы, он начинает видеть мир. Потом к нему подсоединяют тело, руки, ноги. Он шевелит пальцами и радуется тому, что может узнать этот мир наощупь.
Мое горло оказалось пересохшим, а губы растрескавшимися. Мне стало больно глотать неизвестную жидкость, и в знак того, что, мол, достаточно, я покачал головой. Я могу шевелиться! Это было удивительное открытие. Значит, еще не конец, и жизнь продолжается. Но вместе с чувствами стала возвращаться и память. Я вспомнил палубу корабля. Огненный шар над ней. И то, что было внутри этого шара. То, ради чего я отдал бы, не раздумывая, все, что имел. Я отдал бы все ради того, чтобы в момент вспышки оказаться в вертолете. Но это было уже невозможно.
— Он стонет, — заговорил другой голос, тоже довольно знакомый. — Значит, будет жить. Дай ему еще этого пойла.
Микстура снова полилась внутрь меня. Я ощутил ее вкус только со второго раза. Она напоминала травяной чай, который собирают в крымских горах, а потом вязками сушат под потолком, помешанные на своем здоровье старухи. Как ни странно, неприятный напиток окончательно вернул меня в этот мир, назад к реальности. «Хорошо бы открыть глаза,» — сказал я сам себе и поднял веки. Свет электрической лампочки ударил мне в глаза. Почти, как вспышка от взрыва. Я увидел в самой середине стеклянного пузыря молнию от вольфрамовой нити и снова прикрыл глаза.