Донголло — поселок на полпути между Массауа и Асмарой. Минеральная вода из местного источника развозится по всем эритрейским городам. Донголло — это также ресторанчик и место привала шоферов и пассажиров. Ресторанчик — так себе, но, как говорят эфиопы (да и не только эфиопы), «самое вкусное блюдо то, которое ешь голодным», поэтому двое поваров и буфетчик редко бездельничают.
Чуть ниже Донголло — змеиный питомник. В бетонных, крытых мелкой металлической сеткой ямах — клубки ядовитых змей; отдельная яма предназначена для огромной, привезенной из Индии кобры. Змей здесь называют «випори» — искаженное от итальянского «випера», что значит «гадюка», «ядовитая змея» вообще. Из ям несет трупным запахом — змей кормят какими-то птичка ми вроде наших воробьев, а кобру — курами. «Випорная» пища чирикает в больших клетках, установленны у бетонных ям. Випори — небольшие серо-зеленые змейки; мы их называем еще «минутки». Укушенному такой тварью остается не более минуты на прощание с этим светом. В питомнике собирают змеиный яд для приготовления специальных сывороток. Ато Цегайе Беляйне, например, всегда хранит при себе крошечную ампулу с таким противоядием. Такие же ампулы получили и мы из советского госпиталя в Аддис-Абебе.
Эфиопия, к сожалению, не может пожаловаться на недостаток ядовитых животных и растений, в том числе змей. Я дважды встречался с випори в условиях, когда между нами не было металлической сетки. Первый раз зеленая змейка посетила наш оффис в Бахар-Даре, познакомилась в углу с комплектом старых журналов и намеревалась перебраться в холл, когда ее заметили. Второе свидание произошло в, так сказать, внеслужебной обстановке: уже засыпая, я вдруг с ужасом увидел, как по бахроме настенного коврика к подушке спускается серо-зеленая нечисть. В обоих случаях охотой на випори занимались все члены нашей колонии, в основном давая ценные теоретические указания, а честь практической поимки «минуток» и их казни принадлежала всегда почему-то Гаврюше и Гизе.
Выше Донголло — невысокий обелиск с высеченными на нем итальянскими словами «Бог. Семья. Родина». Монументик остался от муссолиновских времен, в нем все ясно, кроме слова «родина», — что под этим подразумевали фашисты. Италию или Эритрею? Но не стоило бы писать об этом камне, если бы не одна любопытная деталь: кто-то когда-то пытался перечеркнуть лицемерное словесное трио и, не добившись, видимо, полного успеха, торопливо и неумело выбил чуть ниже его знак «серп и молот».
…Уже высоко в горах, недалеко от Асмары, дорога разделяется на две: та, что идет на северо-запад — «наша», асмарская, а та, что уходит в глубокое и широкое ущелье, на юго-запад, ведет к Декамере, к шоссе Аддис-Абеба — Дессие — Асмара. У развилки, в густой и всегда свежей зелени, расположился чистенький городок Нефасит. Южные, окраинные домики его лепятся к крутому склону высоченной горы Бизен. Вершина горы почти всегда зябко кутается в пышное покрывало из облаков. На самой ее макушке, на высоте в два с половиной километра, находится один из старейших и знаменитейших эфиопских монастырей — Дебра-Бизен.
Он был основан в XIV веке; из монахов Дебра-Бизена часто назначались эфиопские заместители коптских патриархов Александрии. Гора Бизен, несомненно, самое мрачное место на дороге Массауа — Асмара, если не считать, конечно, змеиного питомника. Нам рассказывали самых суровых и фанатичных в Эфиопии дебра-бизеновских монашеских канонах. Так, в частности, появление женщины даже у стен монастыря карается смертью. Я, правда, уверен, что такой жестокий приговор ни разу не был приведен в исполнение: какой женщине взбредет в голову тащиться несколько часов по крутой каменистой тропе к холодной и неприветливой вершине Бизена?
Склоны гор между Нефаситом и Асмарой покрыты сплошным ковром кактуса-опунции. Плоды кактусов съедобны и очень вкусны. Мальчишки собирают их с помощью длинных палок с укрепленными на концах пустыми консервными банками. Искусство немалое: во-первых, надо суметь продраться через колючий заслон, во-вторых, надо так ловко подсекать плоды палкой, чтобы они сваливались точно в банку. В период созревания кактусов на дороге то и дело встречаются женщины и дети с высокими корзинами на головах, наполненными дарами гор.
У самой Асмары попадаем в густое белое облако. Машины непрерывно сигналят. Проходит полчаса, прямо скажем, неприятного путешествия, и вот веселое, теплое асмарское солнышко растворяет липкий туман. Чуть ниже нас, в крутом склоне горы, чернеет очередной вход-дыра в железнодорожный туннель; чуть выше развертывается безбрежный голубой шатер эритрейского неба. Гор уже не видно, словно мы и не поднимались до высоты двух с лишним километров, кругом слегка всхолмленное плато Эритрейского нагорья. Асмара — на самой кромке его. После полудня въезжаем в асмарские «Сокольники» — красивейшую пригородную рощу эвкалиптов, горных сосен, вяза и мимозы.