Приход катера не такое уж частое здесь событие, а появление самого «коммодоро» на «Куин Элизабет» — тем более. К крохотной пристани высыпало почти все население деревни. Цепочкой поднимаемся в гору, к деревенской площади. Впереди эфиоп в полусолдатской-полукрестьянской одежде — кладовщик с пристани, за ним синьор Буска, а потом мы во главе с Юрием Сергеевичем. Марио запыхался, а шеф наш идет молодцом, несмотря на недавно пораненную ногу и свои 55 лет.
На деревенской площади-лужайке, спрятанной в тени трех огромных фиговых деревьев, на возвышении из пористых желтоватых камней сидят два старца. Гизау объясняет, что тот, у которого в руках сверток бумаги, — чика-шум, деревенский староста. С нашим приходом лужайка заполняется народом. Старики здороваются с, очевидно, хорошо знакомым им «коммодоро», несколько более сдержанно приветствуют нас. Чика-шум что-то говорит подбежавшим к нему юношам. Гизя переводит: местное сельское начальство распорядилось принести из кофезаготовительной конторы скамейки, а также угощение.
Мы дружно благодарим гостеприимных селян, также дружно показываем на часы и извиняемся через Гизау за наш отказ принять угощение. Чика-шум выслушивает Гизю, покачивает головой и потом, улыбнувшись, опять что-то говорит.
— Чика-шум сказал, — переводит Гизя, — пусть тогда москоп приедут в другой раз, к молодому меду.
Эфиопы — исключительно гостеприимный народ. И бедняк, и богач всегда охотно поделятся и пищей, и кровом. Во время праздников и просто по воскресеньям некоторые бахардарцы семьями уходят на берег Аббая, устраивают там небольшие пикники. В это время лучше там и не появляться — радушные приглашения к вкусно пахнущим кострам несутся со всех сторон. Недавно, когда я был в очередной командировке в Аддис-Абебе, в салоне отеля появился молодой человек и пригласил всех присутствующих быть гостями на свадьбе, которая только что началась в арендованном на вечер гостиничном ресторане. По улыбкам приглашенных было видно, что им полностью передалось искреннее тепло эфиопского гостеприимства.
…Мы уходим. И снова нас провожает вся деревня. Крестьяне приветствуют Буска, сдергивая с головы шамму, а на нас смотрят с нескрываемым любопытством. В общем ясно, что Загие живет не экзотикой библейской полянки с белеющими на ней старцами, а тяжелыми трудовыми буднями и хлопотами.
На обратном пути обгоняем флотилию танква. На каждой по двое мужчин, гребущих обычными, слегка утолщенными к концу палками. Между гребцами какой-то груз, прикрытый овечьими шкурами. Танква — плетенная из папируса лодка, вернее, сигарообразная, чуть сплющенная связка папируса длиной метров четыре-пять. Это изобретение тысячелетней давности. На папирусных лодках местные жители в любую погоду отправляются в не всегда безопасное плавание. Недавно одно такое путешествие закончилось трагически: из озера в аббайские пороги затянуло танкву с тремя пассажирами. Двое погибли, один чудом спасся. Несмотря на довольно хрупкие очертания танква, на ней можно перевезти в один рейс груз, для которого нужен караван мулов в 50 голов. Кстати, дирекция текстильной фабрики в Бахар-Даре избрала в качестве коммерческой эмблемы для своей продукции длинный, изящный, с загнутыми кверху кормовым, и носовым пучками папируса силуэт танквы. В этой связи одна эфиопская газета писала, что такое клеймо всегда будет напоминать покупателям-патриотам об отечественном происхождении бахардарских текстильных изделий…Марио Буска провожает лодочников насмешливым взглядом. Аккуратно укладывает на кругленький животик кинокамеру:
— Не буду снимать этих колумбов.
Смеется:
— Успею. Так они плавают уже три тысячи лет и так будут плавать еще столько же.
Мы вполне тактично, на положении гостей, позволяем себе усомниться в этом. «Коммодоро» ерзает, хватает себя за нос. Мы знаем эту примету — сейчас будет спич:
— Синьоры, я принес на это легендарное озеро цивилизацию! Но все гибнет, все идет к чертям, порка мадонна! Автомобильная дорога вокруг озера задушит «Навигатану», да, да, синьоры, вы скоро убедитесь в этом! Мне придется продавать свои катера на слом — я не могу перевезти их в Массауа, они не приспособлены для моря. Все в этой дикой стране ни к черту не приспособлено!
Вежливо помалкиваем. Справа — низкий бахардарский берег. Жестом Наполеона протянув к нему руку Буска продолжает: