— Без происшествий. А у вас?
— У нас тоже. Дети успели несколько раз поругаться и тут же помириться. Всё как всегда. Иди, мой руки, и будем ужинать.
— Хорошо, — чмокнув меня в нос напоследок, муж направился в ванную.
Внезапно раздался звонок в дверь.
— Ты кого-то ждёшь? — недоуменно переспросил он.
— Нет. Может, соседка. Иди, я открою.
Не глядя в видео-домофон, до такой степени я расслабилась, считая, что нам ничего угрожать не может, пошла открывать дверь.
— Ты? — прохрипела я, хватаясь за горло, и с ужасом глядя на застывшего на пороге жемчужного эквейта.
— Я хочу видеть свою дочь, — вместо приветствия заявил мужчина.
И сердце тут же ухнуло вниз.
Изумруд, бирюза и хризолит.
Вот уже шестой год именно из этих трёх цветов и состоит моя хита.
Именно этим обстоятельством, а точнее, отсутствием другого более важного для меня цвета, я и объясняла все свои поступки, которые привели к таким последствиям и к той жизни, в которой, собственно, и оказалась.
Кэтти всегда говорила, что это глупости и надо действовать по совести, а не в угоду Богине. Слушать своё сердце, оно ведь не обманет. Но разве подруга могла понять, в какое затруднительное положение я сама себя загнала?
Эквей — знаменитая водная планета, популярнейший курорт для избранных, с четким набором правил и законов. Здесь нельзя выйти замуж за мужчину, если цвет хиты не совпадает с его родом. Мало того, юные эквейтины воспитаны в таком духе, что они никогда не посмотрят в сторону другого мужчины. Но я же землянка, противоречие и пренебрежительное отношение к нормам и законам у меня в крови.
И кто виноват в сложившейся ситуации?
Конечно, я сама. Правда, часть ответственности лежит на Финоре, но это другой вопрос. Ведь именно я приняла такое сложное и непростое решение — не вовлекать его в нашу общую проблему.
Во-первых, не стоило влюбляться в парня своей лучшей подруги. Совсем не стоило. И реветь в подушку длинными ночами, вспоминая как они танцевали и смеялись вместе, тоже было паршивой идеей. Надо было забыть его. Но нет, я продолжала изо дня в день изводить себя, лелея образ красивого эквейта в своём сердце, и совершенно отказывалась довериться голосу разума. Один плюс во всём этом был: как показала практика, актриса из меня получилась отличная, потому что никто ничего не заподозрил.
Во-вторых, не надо было рассчитывать и втайне мечтать о том, что жемчужный цвет появится в собственной хите. Потому что Богиня тоже была против нашего союза. Хотя в хите Кэтти он тоже не появился, но это ничего не меняло.
В-третьих, не надо было становиться ему лучшим другом. Звонить, разговаривать, пытаться утешить. Я ведь искренне считала, что если буду находиться рядом с ним, то мне будет легче. Не стало. Всего этого мне было мало. Эти беседы по душам тревожили душу и не давали расслабиться. Вместо того чтобы забыть Финора, я всё больше и больше влезала в это болото, пока не накрыло с головой.
В-четвёртых, не надо было с ним спать. Совсем! А если и спать, то перед этим надо было подумать о контрацепции. Но страсть так затуманила рассудок, что о контрацептивных уколах я просто забыла. Это были лучшие моменты в жизни. Моменты, когда я была самой счастливой на свете. Это совершенно ничего не могло изменить. Радовало меня только одно — в одной постели мы оказались по обоюдному согласию.
Самое смешное, что я ведь даже провожала Финора, когда он после казни отца за государственную измену улетал из столицы.
— Я просто не могу здесь оставаться, Би, — произнёс он. — Быть сыном предателя, чувствовать на себе обвиняющие взгляды и не иметь возможности сказать что-либо в ответ. Да и не осталось тут ничего, что могло меня удержать. Мама умерла при родах, отец казнён, всё имущество конфисковано, а Род отвернулся.
«А как же я? Как быть со мной?» — безмолвно кричало сердце. А я лишь понимающе кивала и улыбалась.
— Спасибо, что пришла проводить. Би, ты тот лучик света, который не дал мне сойти с ума. Спасибо, — он крепко обнял меня на прощание, прижимая к себе.
Не знаю, откуда, но у меня возникла мысль, что он что-то недоговаривает или боится мне сказать. Но я была так занята собственным горем, что не стала акцентировать на этом внимание.
Как же мне хотелось попросить его взять меня с собой, но я так боялась отказа, что промолчала. Помахала ему платочком и ушла, уверенная, что точка в наших отношениях поставлена и надо учиться жить дальше без всяких сероглазых эквейтов.
Оказалось, что никакая это не точка, а жирная такая запятая. Через три дня я узнала, что беременна.
Проблема была в том, что аборт на Эквей сделать нельзя. В связи с большим упадком рождаемости эту процедуру упразднили лет пятьдесят назад. Мне оставалось только рожать. Но я и не собиралась убивать ребёнка. Он же был наш. Частичка любимого мужчины.
Но быть матерью-одиночкой без мужа — еще больший шок для эквейской общественности.
Адреса и данных Финор мне не оставил, хотя при большом желании я могла его найти. Вот только желания не было. Что бы я ему сказала? Жениться на мне он всё равно не мог. Мы бы стали изгоями, а ему и так досталось после суда над отцом.
Можно было выйти замуж, но кто согласится воспитывать чужого ребёнка и признавать его своим? Вопросы, сомнения и ни одного ответа.
Я уже совсем отчаялась, когда неожиданно поняла, что надо делать. Когда родители ребёнка погибали, его не сдавали в детский дом. Открою страшную тайну: здесь, на Эквей, вообще не было детских домов. Беспризорников, которые в лохмотьях бегали и просили милостыню, тоже не было. О детях заботился Род. Всегда.
А кто у меня был в качестве рода, если я родилась на земле? Правильно, такие же землянки, как и я. Поэтому я и решила просить помощи у подруг. Жаклин я сразу отринула, она жила с мужем в столице, а это было слишком близко, и её муж вряд ли бы согласился на такое, как и его семья. Оставалась Кэтти, к ней я и обратилась за помощью.
— Ты что? — переспросила она.
Мы пили чай в её доме. Александр был на работе, поэтому я не таясь могла ей рассказать правду. Почти всю правду.
— Я беременна, — охотно повторила я и сжала в руках кружку с ароматным напитком.
— Ты вышла замуж? — всё еще отказывалась понимать Кэтти и быстро осмотрела мою хиту, которая так и осталась без изменений. — Или нет?
— Я не замужем.
Надо отдать должное — выдержка у подруги была колоссальная. Кэтти помолчала, а потом осторожно поинтересовалась:
— Би, во что ты влезла?
— Почему сразу влезла? Всё нормально, — нервно откликнулась я и поставила чашку на стол, чтобы случайно не разлить ничего.
— Нормально — это выйти замуж и родить ребёнка, а не просить нас его взять на воспитание, — заметила она.
— Так ты поможешь мне?
— Кто отец, Би? — подруга никак не хотела отступать.
— Какое это имеет значение? Его цвета в хите нет.
— Он отказался от ребёнка? — возмущенно ахнула Кэтти.
— Он не знает, — закусив губу, призналась я и отвела взгляд. Мне всё ещё больно было вспоминать Финора и всё, что с ним было связано.
— Беатрис, так нельзя! Ты должна сказать. Так будет правильно.
«Скажи мне то, что я не знаю…»
— Нет. Ему сейчас и так тяжело. Не хочу сваливать на него еще и новость о грядущем отцовстве. Ты знаешь, что ждёт эквейтов, которые отринут наказ Богини? Всеобщее порицание и изгнание. Я не хочу, чтобы это коснулась его и… ребёнка. Ты хоть представляешь, что будет с малышом? Его будут считать прокаженным, недостойным общения. Я не могу обречь его на такие страдания.
Как бы жутко это ни звучало, но Кэтти знала, что я права.
— Ты хочешь, чтобы мы с Сашей взяли его на воспитание? То есть усыновили?