Как и другие общественные события, свадьбы празднуются с музыкой и танцами. «Почти все в нашем народе – танцоры, музыканты и поэты» (53) – в этой характеристике удивляет только добавление «поэты», каковое призвано было поколебать уверенность читателей Эквиано, что лишь дописьменная гомеровская Греция и кельтская Британия были народами поэтов. В описании Эквиано поэзия «ибо» представляет собой театрализованные пляски в сопровождении разнообразных инструментов:
Любое знаменательное событие – триумфальное возвращение с битвы или другие случаи всеобщего ликования – отмечается танцами под музыку и подходящие к случаю песни. Собрание разделяется на четыре группы, танцующие отдельно или по очереди, и каждая – на особый манер. Первая состоит из женатых мужчин, изображающих военные подвиги и битву. За ними, во второй группе, следуют замужние женщины. Юноши составляют третью, а девушки – четвертую. Каждая представляет занятную сцену из настоящей жизни, как то: великий подвиг, домашняя работа или сельское развлечение; и, поскольку тема танца обязательно злободневна, он всегда содержит в себе что-то новое. Это привносит в наши танцы дух и разнообразие, которые я едва ли встречал где-либо еще. (53)[37]
По воспоминаниям Эквиано, народ «ибо» исповедовал монотеизм с зачатками концепции духовности и вечности:
Наш народ верит в единого Создателя всего сущего, который живет на солнце; живот его так перетянут поясом, что он не может ни есть, ни пить; некоторые также утверждают, что он курит трубку – это и наша любимая забава. Считается, что он управляет всем происходящим в мире, особенно смертью или пребыванием в неволе; но не помню, чтобы приходилось слышать о загробном мире. Некоторые из нас, впрочем, до некоторой степени верят в переселение душ. Они полагают, что не переселившиеся души, принадлежавшие их близким друзьям или родственникам, всегда присутствуют рядом, оберегая от злых духов или недругов. (61)
Хотя у «ибо» не существует «мест для публичных богослужений, но есть жрецы и колдуны, или мудрецы», которые «были также нашими докторами или целителями». Люди почитали их, потому что они «владели необычными методами расследования супружеских измен, краж и отравлений». Они также «ведут летоисчисление и занимаются прорицаниями, что и выражает их название – Ah-affoe-way-cah, что означает исчислители или годовые люди, ибо год наш называется Ah-affoe»[38] (64).
Многие религиозные практики и верования «ибо» походят на те, что можно найти в Ветхом Завете: «Мы также практиковали обычай обрезания (свойственный, как я полагаю, тому народу), приносили жертвы всесожжения и совершали омовения и очищения в тех же случаях, что и они». Чистоплотность «составляет часть религии, и потому мы совершаем множество очищений и омовений; если мне не изменяет память, делаем мы это так же часто и при тех же обстоятельствах, что и иудеи». Также соблюдалась заповедь не поминать имя Господа всуе: «Помню, что мы никогда не оскверняли дорогие нам имена, напротив, всегда упоминали их с большим почтением; и нам вовсе незнакомы сквернословие и все те оскорбительные и бранные речения, столь охотно и изобильно находящие применение в языках более цивилизованных народов» (63).
Экономика «Ибо» сельскохозяйственная и по большей части скорее самодостаточная, нежели рыночная и зависящая от торговли с иноземцами, поэтому деревня Эквиано представляет собою микрокосм всего царства: «Образ жизни и способ правления у народа, мало торгующего с другими странами, обычно самого простого свойства, и отражением того, каким образом управляется целый народ, может служить устройство жизни в отдельной семье или деревне» (51). «Необычайно богатая и плодородная», его земля «Ибо» «в изобилии родит все виды съедобных растений». «Обширные пространства заняты полями маиса, хлопка и табака», выращивается «множество чудесных фруктов, которых я никогда не видел в Европе; в изобилии встречается камедь различных видов и мед». Так как «больше всего людей занято в сельском хозяйстве… и все усердие наше прилагаем мы к возделыванию этих даров природы… то мы с самых ранних лет приучаемся к труду» (58). «Поскольку нравы наши просты, то и роскошь чрезвычайно редка» и «образ жизни у нас очень прост, местным жителям пока еще незнакомы кулинарные изыски, портящие вкус» (54). Пищу их составляет говядина, козлятина и мясо птицы, приправленные «перцем и другими специями», а также «солью, получаемой из древесной золы». Главные их овощи – «плантаны, ид [съедобное клубневое растение], ямс, бобы и маис». Домашний скот «является также главным богатством нашей страны и основным предметом торговли». Эквиано явился из культуры, склонной к воздержанности и где «чистоплотность вообще чрезвычайно высока во всяких обстоятельствах», а «крепкое спиртное… совершенно неизвестно», и употребляется только пальмовое вино. Их «главный предмет роскоши» – благовония (55). «Каждый привносит что-нибудь в общее дело; и, поскольку безделье нам неведомо, у нас не бывает нищих» (58).
37
Примечание Эквиано к изданиям I–IX: «В Смирне мне приходилось видеть греков, танцующих в сходной манере».
38
«Слово, означающее год, ah-affoe, явно соответствует современному слову на игбо afo; и, хотя слова Ah-affoe-way-cah, которым он обозначил «исчислителей или годовых людей», в современном игбо не существует, оно, помимо affoe, содержит также слово ка, одно из значений которого – «фиксировать дату (праздника)» (Edwards, “Introduction”, xviii).