— Коля! — раздалось сзади.
На миг меня кольнуло — выходить голым? А потом подумал — хаарши всё равно, одет человек или нет.
В коридоре моя решимость резко пошла на убыль. До первого шага. Я глубоко вздохнул и сделал этот шаг. А после оставалось только шагать, пока я не увидел первого раба. Она поливала цветы.
— Иди сюда, — приказал я.
Сисишеп шевельнула ушами и сделала вид, что не услышала.
— Ты плохая рабыня, — сказал я. — Ты пытаешься увильнуть от приказа.
Это подействовало. Она хотя бы повернулась и смерила меня взглядом.
— Ты не мой господин.
— Я вершитель, — сказал я. — Я приказал тебе. Ты ослушалась. Ты плохая рабыня.
Быть плохой рабыней грозило серьёзным наказанием. Она это знала. И я знал. И если минуту назад я не представлял, как это — взять и выпороть первого попавшегося раба, то сейчас это было просто.
— Я не хочу говорить об этом хаалу. Я сам накажу тебя. Принеси плеть.
И то, что минуту назад представлялось зверством, унижением, чуть ли не сволочизмом — стало чуть ли не наградой. Я уже знал, что за спор с хозяином можно вот так, масло на шерсть — и факел в брюхо. А сейчас, вместо серьёзного наказания, всего лишь порка.
— Кха. Кха. Кха.
Я обернулся. Аналог наших демонстративных хлопков. Хаал стоял в коридоре, тоже без одежды, и любовался нашей композицией — рабыня у ног господина.
— Прекрасно! Великолепно! — он воспользовался английским. Видимо, чтобы не поняла рабыня. — А теперь скажи ей то, что должен сказать.
А что я должен сказать? Ах, ну, да. Пороть чужих рабов мне, собственно, не разрешено. Но из ситуации как-то надо выкручиваться. Как? Да просто! Он же мне жирно подсказал!
Я легонько ударил рабыню по плечам. Она чуть вздрогнула, но осталась стоять в ожидании продолжения.
— Ты — очень хорошая рабыня. Это — наказание, достойное твоему проступку. Хаал… видел всё.
Я хотел сказать «гордится тобой», но подумал, что это будет слишком большая наглость.
И впервые я видел в глазах жреца хотя бы какое-то чувство. И оно мне нравилось. Он ничего не сказал, не похвалил меня, даже не улыбнулся. Он просто позволил себе увидеть меня, именно меня, а не посторонний предмет. И этого было достаточно. Я уже чувствовал себя восторженным щенком, которого приласкали.
— Передай Хашеп, что она рисковала с выбором. Здесь мог оказаться другой раб.
Я оценил ситуацию и решил, что можно высказать свою точку зрения.
— Значит, это был бы экзамен для меня.
Смаарр снова с интересом оглядел моё лицо, чуть шевеля носом.
— А вот здесь не тебе судить. Передай то, что я сказал.
— Слушаю, хаал.
Он кивнул и величественно удалился.
После завтрака Смаарр снова поманил меня когтем.
— Хочешь посмотреть, как будут наказывать жреца?
— А что, жрецов тоже наказывают?
— Конечно. Надеюсь, ты не думаешь, что мы — безнаказанные и всемогущие волшебники? Мы служим высшим силам, и играть с ними бывает очень опасно. Этот жрец воспользовался своей силой в личных целях.
— Ой, можно подумать, ты не так же делаешь.
— Я — нет.
— Ой, прям можно подумать.
— А что я сделал для себя?
— Ну, пусть не для себя. Но ты принудил меня к… куче всего!
— Это ты принудил меня к куче всего.
— Я? Тебя? Как я могу принудить жреца к чему угодно?
— Наверное, это я пообещал тебе отгрызть уши, если ты не женишься на Хашеп? Или под угрозой вырывания внутренностей потребовал обнародовать это событие?
— И что, этим я тебя заставил издеваться над своей психикой, совать трубки в голову и… прочее?
— Я готовлю достойного мужа для своей дочери. Что я делаю для себя?
В одной старой книжке я встречал выражение «Переспорить жреца». В том смысле, что это невозможное и бессмысленное занятие. Подписываюсь. Реально невозможное!
— А он знает о том, что нарушил?
Смаарр шевельнул ушами в смысле «Ты серьёзно?»
— Ну, не дурак же.
— И зачем мне на это смотреть?
— Ты видел, как жестоко обходятся с рабами. И, помнится, даже хотел спасти несчастного от его ужасающей участи. Теперь я предлагаю тебе посмотреть, как мы воспитываем жрецов. И сможешь сравнить. А заодно подумаешь, так ли уж была страшна участь наказанного?
Я не нашёлся, что ответить. Мне совершенно не хотелось смотреть на телесные наказания, тем более, что Смаарр был прав. Раб с пылающим пузом часто вставал у меня перед глазами. Но… Но я уже привык. Я привык к тому, что если тебе что-то говорит хаал — то это не просто так. И если он тебя ставит перед выбором в подобной форме — лучше пойти. И я пошёл.
Они стояли вшестером, все — в тех же чёрных накидках с капюшонами. Перед алтарём горели свечи. Сам наказанный был традиционно гол, что не вызывало ни у кого никаких посторонних эмоций. Он взял протянутую ему чашу и выпил. Я почему-то вспомнил Сократа. Впрочем, этот тоже был очень умным — жрец же! А они дураками не бывают в принципе.
А дальше… Дальше все шестеро так и стояли, ни разу не шевельнувшись. А вот наказанный жрец…
Сначала он вскинул руки и махал хвостом. У меня появилось ощущение, что он куда-то падает. Он так этими руками махал… Потом всё-таки упал — на самом деле. На пол. Вскочил, огляделся… И начал сражаться с невидимками. Я видел, как он метался между шестью фигурами в плащах, никого не задевая, но шарахаясь и уклоняясь от невидимых противников. Потом вскинул руки к глазам и оглядел их горестно. А потом… Тело задёргалось, изогнулось… Он вытянулся, плотно прижав руки к бокам, несколько раз дёрнулся… Причём, было полное впечатление, что эти движения вызываются не мышцами его тела, а какими-то внешними объектами. Как будто он протискивается через что-то тесное. Грудь его тяжело вздымалась, как будто ему было нечем дышать, а на морде иногда отражалось невероятное страдание. Потом тело упало на пол, тяжело, как мешок с костями, как будто мышц в нём не осталось вовсе.
Ни один из жрецов не шевельнулся. Но на всех мордах застыло одинаково брезгливое выражение.
— Летс гоу, — сказал мне Смаарр.
— Что это было? — изумлённо спросил я снаружи.
— Это… Он попал в пространство драконов. Он искал силы? Ну, что ж. Вот он встретился с силой.
— Пространство драконов?
— Да. Так это видится изнутри. Он ощутил всё полностью, потому что он был там. Пусть только мысленно, но различишь ли ты разницу, если её нет? И он выбрал сражение. Храбро бился с драконами. А потом… А потом его съели.
— Живьём?
— Видимо, да. Ну, а потом… Потом дракон изверг лишнее.
— И от могучего жреца осталась кучка дерьма?
— Да.
— И он испытал всё это? Включая… извержение?
— Да. Полностью.
— И что с ним будет дальше?
— Это решаю не я. На это есть Высшие Силы. Он принял своё наказание. Если останется дерьмом — то им и останется.
— А если нет?
— Тогда — нет.
Не знаю, каково было наказанному жрецу… Но вот я себя чувствовал в дерьме по самые уши. В самом что ни на есть прямом смысле. Очень хотелось залезть в душ и вымыться.
Хашеп застала меня на пороге с сумкой и в обычной человеческой одежде. Я в это время прикидывал, взять ли местного стардаа или просто приказать кому-нибудь из рабов транспортировать себя до портала.
— Ты куда?
— Домой.
— Коля! Как «домой»?
— А вот так. Пока.
— Коля! Как «пока»? А я?
— Ты же сказала, что без меня не помрёшь. Вот и живи спокойно.
— Коля! Коленька! Что случилось?
Сердце у меня дрогнуло. Но я решительно ответил:
— Вы с твоим папой прекрасно друг друга понимаете, вот и понимайте дальше. А мне надоело. Все эти игры с моим сознанием, ваши наикрутейшие методы обучения, вся ваша суперкрутость… Нахер оно мне надо? Я — простой пилот, буду водить корабли на Луну или дальше и дрочить на твою фотку. И мои мозги останутся со мной.