— Если хозяин… желает… То я… вся его.
Хвост ещё раз стукнул об пол, и фигура застыла. Только часто вздымающаяся грудь указывает, что эта неподвижность даётся очень серьёзным усилием воли.
А я не смог повторить этот удар. Уж слишком очевидными будут последствия. Поэтому я легонько тюкнул ей между ног рукояткой.
Этого оказалось достаточно. Её подбросило, как пружиной, тело свернулось, она уткнулась носом в колени и тут обнаружила обман.
— Господин слишком добр…
Сисишеп прижала уши, морда получилась особенно лисьей… Встала на колени, вытянув хвост вдоль пола, и лизнула меня в ногу. Потом — выше. Задрала носом подол моего одеяния, к которому я успел привыкнуть, и лизнула в коленку. По телу пробежала сладкая дрожь. Учитывая, что душ я принимал очень давно, и только слегка протёрся влажными тряпками, то запах там был, наверное… Ткань собралась складками, хаарши двинула ухом и скрылась под ней. А влажный и горячий язык лизнул меня там… Я опустил руки, не в силах ничего сделать. Только обнаружил, что с меня расстегнули пояс. Поскольку из одежды на мне остались только эти два свисающих лоскута, то я их просто снял, чтобы не мешали.
Сисишеп смотрела на мою грудь округлив и без того немаленькие глаза.
— Ой… Хозяин… А что это?
— Это соски.
— А зачем?
— У женщин отсюда течёт молоко, которым мы вскармливаем ихе. А у меня — просто вот так. Для красоты.
Молоко я назвал по-русски. В их языке такого слова нет. Пусть будет.
— Ой… Так здорово… А можно… потрогать?
— И потрогать, и лизнуть.
Хашеп к моим соскам отнеслась куда спокойнее, хотя поначалу очень внимательно рассматривала. Но лизать их тоже очень любила. К нашему обоюдном удовольствию
Тупые когти прошлись по груди, прочертили несколько белых полос.
— Ой, как интересно!
Она вытянула морду и осторожно лизнула. Раз, другой. Попробовала на вкус ощущения с языка и снова лизнула. Медленно спустилась ниже, проведя носом до пупка… А вот самому интересному она уделила до обидного мало внимания, мельком глянув и даже не обнюхав.
Не знаю, то ли хаарши изначально так устроены природой, то ли форма пасти у них такая, то ли они учатся специально… Но такого удовольствия ни одна женщина не доставит! Хотя, может, я просто не с теми общался?
Сисишеп обхватила меня руками, вцепившись когтями в бёдра, и пробурчала:
— Хозяин, я плохая. Я плохо делаю. Меня можно наказать.
Поддела носом и снова сомкнула пасть, прижавшись носом к животу.
Хлестать девушку, которая в этот момент делает тебе обалденный минет — это запредельные ощущения. Я понял, что сейчас с меня слетают последние цепочки цивилизованности. Я превращаюсь в дикого зверя, необузданного и полностью потерявшегося между «хорошо» и «плохо». Я от души награждал Сисишеп ударами по спине, плечам, по ушам, а она исправно и нежно дарила мне удовольствие. А если и прикусывала — то от этого наслаждение было только острее.
И вдруг от очередного удара она упала! Но у меня к тому моменту уже все тарелочки перемешались, и я ни на миг не подумал, что ей плохо или я переусердствовал. Просто пришло время для очередной игры. Сисишеп завалилась на бок, уставилась на дверь и томно заурчала. Хвост беспорядочно хлестал по полу и по ней самой, когти скребли пол… потом она вольготно раскинулась на спине, открыв белое брюхо с вкраплениями розоватых пятен. Перевернулась на живот, вытянулась в струнку, а хвост откинула высоко вверх и в сторону. И чуть-чуть поползла. Я откинул плеть и навалился на неё сверху. Попал со второго раза, обхватил пушистое тело, зарылся носом в шерсть… И от всей души, не стесняясь и не останавливаясь, не заботясь об её удовольствии.
И только когда горячие спазмы слились с утробным стоном, я понял, что наделал.
Я сел на пол, с отвращением глядя на развалившуюся на полу хаарши. Вот же самец похотливый! И главное — ей же и предъявить нечего! Ну, пришла удовольствие получить… Получила. Я схватил плеть и швырнул в рабыню.
— Убирайся!
Она тут же без слов подхватила свою тряпку, забрала плеть и выскользнула за дверь. А я накинул на себя одежду, вяло подпоясавшись.
— Извините, я уже ухожу, — раздалось снаружи. Я кинулся к двери, ожидая увидеть там Хашеп, которая всё слышала. И готов был к самому неприятному разговору в жизни.
За дверью стояли двое. Незнакомый мне хаарши и… И вот тот нахал, который плюнул мне в тарелку!
Деловито кивнув им, я закрыл дверь, прошёл мимо и отправился вслед за Сисишеп.
Я сидел перед отцом Хашеп и чувствовал себя, как на сковородке.
— Сегодня я наказал ту рабыню.
— За что? — в голосе жреца опять не было ни намёка на чувства. Сплошная обязанность и скука.
— Ни за что. Она сама пришла и попросила её отхлестать.
— Ты надеешься загладить свою вину?
— Я ни в чём не виноват! Точнее, не в этом. Я… Я после этого… Я использовал её, как самку.
— То есть, ты её трахнул.
Жрец использовал слово fuck her, но прозвучало оно на редкость естественно и просто.
— Да.
— Скажешь об этом Хашеп сам. Я не буду вмешиваться в ваши отношения.
— Спасибо, я это очень ценю. И, разумеется, скажу. Но я пытаюсь понять, что я нарушил…
— Ты сам чувствуешь свою вину.
— Да, но я должен быть хотя бы готов к тому, что мне скажет Хашеп!
— Что бы она тебе ни сказала — ты выслушаешь её и примешь как должное.
Это был почти приказ.
— Но ты можешь мне хотя бы сказать, что я сделал не так?
— Это не твоя рабыня. У неё есть хозяин и ты должен спрашивать у него разрешения. На всё. На «помыть полы», наказать или трахнуть.
— Я могу трахать эту рабыню?
— Нет.
Я встал. Ну, что ж. А чего ты ожидал? Что тебе сейчас прямо расстелят ковровую дорожку? Повернулся и вышел без лишних слов. Если хаал надумает меня наказать — он знает, где я живу. Напрашиваться на наказание самостоятельно — верх глупости. А вот что скажет Хашеп… Посоветоваться, что ли, с кем-нибудь? А с кем?
Я не успел. Моя хаарши примчалась весёлая, радостная! И тут же заметила моё состояние.
— Коля? Что случилось?
— Пойдём… Рассказывать буду.
И я рассказал. Всё честно, без утайки. И как научился наслаждаться чужими мучениями, и как меня возбуждала покорность… И как потом насиловал чужое тело, изнывая от страсти. Я рассказывал это, боясь поднять взгляд и увидеть в нём…
— Уррррр, — раздалось тихое урчание. Удивлённое, без возражений. — Так довести одними шлепками… Ты необычный. Может, возьмём в дом рабыню?
Я поднял глаза. Жена смотрела… С восторгом! С радостью. Без малейших признаков гнева или неудовольствия.
— Что ты так смотришь? — И интонация весёлая, с подковыркой. — Неужели ты думал, что я буду сейчас тебя ругать? Видел бы ты себя со стороны! Только ушей не хватает, чтобы прижать. Коля, мне, конечно, приятно, что ты меня так ценишь, но я всё-таки не ваша женщина. Я хаарши.
— То есть, ты не сердишься?
— Коля, на что мне сердиться? Тебе было приятно, ты был с самкой, но после этого по-прежнему любишь меня и ценишь моё мнение. Я вижу, как ты готов сам под плети лечь, лишь бы я не сердилась!
Я накинулся на Хаш, ухватил её за шерсть и прижал к себе. Какое облегчение! Как всё-таки здорово, что она не человек!
— Я даже подумала, может, взять её нам? Это, конечно, дорого, и сразу мы не потянем. Но там, в твоём мире, может и получиться. Я знаю, есть такие рабыни, они специально готовятся вот так работать. Только там их готовят на сразу несколько самцов, а тут…
— Хаш! — я схватил её за морду и повернул к себе, строго поглядев в глаза. — Зачем нам рабыня?
— Для тебя! — испуганно пискнула хаарши.