– Да или нет? – прозвучал над ухом инквизиторский баритон. – В глаза смотреть! Отвечай на вопрос!
– Не знаю, – ответить получилось, а вот отвести взгляд от сияющего бело-зелеными колдовскими огнями кладбища – нет.
– Это не ответ. Это работа некроманта. Осталось выяснить, которого – того, кто удрал с места преступления, отпущенный кем-то слабохарактерным, или тем, другим, кто сейчас стоит и слова сказать не может?
Что-то подмывало признаться – ведь, как ни крути, а с духами у придорожного камня разговаривал именно я! – но язык примерз к нёбу.
– И что мы имеем в результате? – продолжал вещать пра Михарь. – Мы имеем либо сговор с целью покрыть чье-то преступление, либо это самое преступление, совершенное безответственным типом, не видящим дальше собственного носа. То, что этот тип в данный момент проходит стажировку на звание инквизитора, ничего не меняет – к лучшему. Наоборот, является отягчающим преступление фактором.
Да куда уж тяжелее-то?
– Посему, – баритон пра Михаря задрожал – столько в нем было патетики, – властью, данной мне Святой Инквизицией, выношу решение о задержании главного подозреваемого вплоть до выяснения всех обстоятельств. Взять его!
Двое вооруженных типов сдвинулись с места и встали по бокам. Быстро, хотя и не слишком ловко, отобрали оружие, обыскали, отняв все, что нашли, связали руки за спиной.
Тюрьмы в Хочеве не было. В том смысле, что не имелось специального здания, выстроенного исключительно для этой цели. Просто имелась крепость, часть подвальных помещений которой было приспособлено под камеры временного задержания. Сажали туда в основном воришек, бродяг и личностей, подходящих под предупреждение: «Разыскивается особо опасный преступник».
В одну из этих камер меня и посадили.
Распознать, какая это камера – для воришек или особо опасных преступников – не удалось. Охапка соломы на полу, рядом скамеечка, на которой ждала своего часа кружка с водой и свечка. Дырка в полу для строго определенных целей, судя по весьма слабым ароматам, уже давно не использовавшаяся по назначению, зарешеченное окошко на уровне макушки – и то, если встать на цыпочки и подтянуться. Сейчас, правда, в него особенно не посмотришь – пока то да се, наступила ночь, и снаружи царила темень. Ну и железное кольцо в стене, явно для того, чтобы к нему крепились цепи. И все. Цепей, кстати, не полагалось, из чего я сделал вывод, что особо опасным преступником меня не считают. Пока. Что ж, хоть одна хорошая новость за весь день, который, кстати, уже закончился.
Да, надо признать, что на сей раз влип ты, Згашик, по-крупному. Нет, и прежде бывало, что ты оказывался на краю гибели. И раньше сидел в тюрьме и дрожал за свое будущее. И даже всерьез был уверен, что впереди ждет костер Инквизиции. И вроде бы пора привыкнуть, но нет. Не получается. К таким резким переменам в судьбе человек просто не может быть готов. Если слишком часто все терять, рано или поздно потеряешь рассудок.
Усталость навалилась внезапно, как снежный ком. Не прошло и десяти минут после того, как в замке проскрежетал ключ, а веки уже налились свинцовой тяжестью. Свечечка тускло освещала мрачные каменные стены в потеках слизи, грязи и чего-то, смахивающего на содержимое той самой дырки в полу, только уже засохшее. На некоторых камнях виднелись какие-то знаки. Нет, не надписи типа: «В этой камере страдал и помер благородный лорд из древнего рода. Незнакомец, если ты прочтешь это послание – знай…» – и далее по тексту. Это были картинки, причем часто непристойного содержания. Естественно – большинство заключенных читать-то не умеют, образованием не испорчены, вот и корябали от скуки то, о чем думали. Мне присоединять свои художества к этим не хотелось. Спать хотелось немилосердно. Если бы имелось хоть малейшее подозрение – подумал бы, что отравили или подсыпали сонного порошка. А так – просто навалилась усталость. И гори оно все зеленым пламенем! Завтра меня ждут проблемы, завтра моя жизнь повиснет на волоске. По уму надо бы хоть немного времени посвятить планам на будущее, но сейчас ничего в голову не лезло. Что толку мучить себя и растравлять бесполезными мечтаниями? Ничего путного в таком состоянии придумать не получится, а на рассвете мне понадобятся силы – хотя бы для того, чтобы бороться. Так что, думайте, что хотите, а я – спать!
С этими мыслями откинулся на солому, уже представляя, как на несколько блаженных часов вырвусь из реальности и…
Не удалось.
Шорох.
Не помню, удалось задремать или нет. Помню, что шорох возник как-то внезапно, ворвавшись в уши подозрительным шуршанием. Как будто мелкая крупа сыплется из мешка. Но в камере никаких мешков. Только я и тень.
– Ты кто?
– Хоз-сяин… – тень придвинулась ближе. Расплывчатый силуэт. Не поймешь, кем был при жизни – мужчиной или женщиной, молодым или стариком. Да и был ли человеком вообще? Иногда потусторонние сущности, просачиваясь в наш мир, задерживаются здесь надолго, постепенно утрачивая прежний облик. Они, как правило, ничего не помнят о прошлом, живут одной минутой.
– Чего надо?
Страха не было – только безмерное удивление.
– Я з-сдесь хоз-сяин…
– Ага, понятно. А я гость. Принимай гостей, хозяин!
– Ты к-хто?
– Здрассьте, приехали! Мы тут… спим… – поскольку тень больше не двигалась с места, устроился на соломе поудобнее, взбил ее кулаком наподобие подушки. – Отдыхаем после трудов праведных. А хозяева, между прочим, гостям не должны мешать вкушать их законный отдых. Ночь на дворе, между прочим!
– Время мне не указ-с…
– А мне очень даже указ. Говори, чем отплатить за гостеприимство, мы поторгуемся, а потом я – уж извини! – должен выспаться. В полусонном состоянии работник из меня никакой.
По уму, надо было хотя бы заподозрить неладное и ни в коем случае не вступать в сомнительные сделки с подобными существами. Дескать, этому некромантов еще на первом курсе учат, двоечник! Но я же сказал, что страха больше не было. Мне действительно слишком хотелось спать, будущее действительно было слишком туманным, чтобы придавать значение таким «мелочам».
– Работник-х…
– А ты как хотел? Я на твоей территории, значит, должен заплатить за право пребывать тут. Чем расплачиваться? Душой не могу – на нее Инквизиция лапу наложила. Жизнью? Ну, это у моей жены сначала надо разрешение спросить. Сам я тоже не могу ею распоряжаться… Разве что работенку какую-то справить? Так и тут я слегка ограничен в средствах. Во-первых, сижу тут взаперти, а во-вторых, работник я узкого профиля. Профессия у меня редкая и вообще…весьма специфическая.
– З-снаю.
Мне удалось подавить изумление. Знает он! Откуда? То ли черной магией от меня разит за версту, то ли я сам по себе широко известная в узких кругах личность.
– А раз знаешь, то давай, действуй! Загадывай желание или что там у тебя! И побыстрее. Я спать хочу.
Страха все еще не было. Или он затаился где-то очень глубоко и вылезать не спешил. В конце концов, сколько можно бояться? Однажды наступает равнодушие, и вместо страха в душе рождается пустота. А может, все дело действительно было в усталости и плохом настроении – мол, потом все, что угодно, а сейчас дайте поспать! А утро, как говорится, вечера мудренее.
– С-спи…
– Интересная форма работы. Может, мне еще и заплатят за то, что я тут дрыхнуть буду?
– З-саплачу я…
А вот это стало уже интересно. Сон как рукой сняло:
– Чем?
Тень некоторое время колыхалась, словно дымок от свечки на сквозняке. Потом придвинулась ближе:
– С-службой.
– Ну… коли так, – в мозгу заворочались мысли, постепенно просыпаясь, – коли так, то, будь другом, отыщи мою жену и скажи, что я… ну, в общем, у нее опять есть шансы стать вдовой. Она поймет.
– К-хто ж-шена? Как з-совут?
– Смерть ее зовут. Моя жена – Смерть. Та самая. Единственная и неповторимая.
Тень качнулась из стороны в сторону с такой амплитудой, которую живой человек повторить просто не в состоянии. Потом ее «повело» вокруг своей оси, наконец, несколько раз дернуло, словно в судорогах. Да, догадывался, что имя моей супруги у некоторых вызывает панику, но чтобы настолько… Видимо, у этой тени со Смертью в прошлом были натянутые отношения.