– А мы разве мешаем? – донеслось изнутри. – Работайте себе спокойно…
– Да мне внутрь надо! Мне ж мертвяков в могилы загонять! Отворяйте, пока я добрый! – заколотил в створки руками и ногами.
– Все вы так говорите! А потом…
Ну, держитесь у меня! Спорить дальше с перепуганными настолько, что отказались адекватно оценивать ситуацию, монахами-«смертниками» – а кто еще мог затвориться на кладбище изнутри? – не хотелось. Если выживу, устрою им веселую жизнь. Они должны первыми встать на борьбу с мертвяками, так нет же – позволили им уйти, а сами заперлись, чтобы переждать опасность.
– Девчонку хоть впустите! – грохнул кулаком в последний раз. – Она ни в чем не виновата!
Та цеплялась за меня изо всех сил, явно решив, что я – самое безобидное существо в мире, и только помотала головой, когда я попытался оторвать ее от себя. Ну, мешала она мне, что поделаешь! Не смогу я защищать еще и ее! Мне бы самому…
На счастье, что-то человеческое все же шевельнулось в душах монахов. Воротина приотворилась ровно настолько, чтобы протиснуться бочком и втянув живот, одному человеку. Девчонка заверещала, как раненый заяц, отказываясь покидать опасную зону, и пришлось поступить с нею также, как пра Михарь поступил со мной – взять за шкирку, как кошку, и швырнуть в щель.
Ворота захлопнулись, и я едва успел отдернуть руку, разворачиваясь и оценивая обстановку.
А опасность действительно была, и серьезная. Мертвяки были уже так близко, что счет шел на секунды. А у меня при себе, как назло, ничего, кроме…
Кроме меня самого.
Вот он и настал, тот самый крайний случай, про который любят разглагольствовать профессора на экзаменах, когда ловят студентов со шпаргалками. Дескать, а упырей и беспокойников вы нейтрализовывать тоже будете, сверяясь с записями? Мол, постойте минуточку, господин упырь, я нужную страницу в справочнике отыщу и… Ведь нежить ждать не станет. И ситуация может сложиться любая – как у меня сейчас. Ни оружия, ни амулетов, ни справочников – только знания и сила. И твердое желание выжить и надавать кое-кому по шее.
Я выпрямился. Сжал кулаки. Сосредоточился.
Читать заклинание, чтобы придать силе определенную форму, времени не было. И, дождавшись, пока мертвяки приблизятся, я вскинул руки, словно отталкивая что-то от себя, и ударил в передних сгустком «сырой» энергии.
Наш инструктор по фехтованию, старый боевой маг, умел взмахом руки гасить свечу, стоявшую в трех аршинах от него. Причем выбирал из трех любую, на выбор – среднюю, правую или левую. Кое-кто из наших пытался повторить его фокус, толкая воздух в нужном направлении. У кого-то получалось, у кого-то нет.
Я ощутил горячую волну, родившуюся где-то в плечах, прокатившуюся до кистей и словно взорвавшуюся в пальцах. Не удивился бы, если б ногти оторвало взрывной волной. Той самой, которая в тот же миг накрыла первые ряды.
Мертвяков смело. Они попадали, как доски, заваливаясь на тех, кто шагал позади. Возникла заминка. Образовалась настоящая куча-мала, где перепутались руки, ноги, головы. Задние карабкались через передних, шаря вокруг себя. Они хватали друг друга, кое-кто даже пробовал кусаться, но быстро выпускал свои жертвы. Все жаждали моей крови. А я мог только стоять, прижавшись к воротам, и смотреть. У меня получилось остановить толпу, но ненадолго.
Снова взмах рук, снова волна – на сей раз слабее и причинившая больше боли. Показалось, что я коснулся пальцами раскаленного железа. Зато и мертвяков раскидало в стороны.
Пока они возились, я прислонился к воротам. От напряжения звенело в ушах. Но, стараясь не обращать на этот противный писк внимания, я начал громко и четко начитывать заклинание подчинения. Пальцы же правой руки сложились для последнего удара.
«Крест-отрицание» – формула простая, доступная даже третьекурснику, но крайне действенная. Проходят ее на последнем курсе именно потому, что хотят показать – не стоит использовать такое мощное орудие направо и налево, пока не использованы и другие способы. Как говорится, за комаром не бегают с топором. Но, если никаких средств защиты не осталось, спасет только «крест-отрицание».
– Слушайте меня! Внемлите мне! Повинуйтесь мне! – этот рефрен следовало повторить трижды, чтобы оно начало действовать. Мне удалось проговорить его дважды, когда мертвякам удалось «распутаться», и они полезли вперед.
Я напрягся. Заклинание надо было дочитать, во что бы то ни стало. Даже если меня схватят.
– Слушайте меня!..
Даже если будут рвать на части.
– Внемлите мне!
Сгруппироваться, подтянув колени к животу и защищая одной рукой лицо и горло. Вторая поднята над головой для последнего замаха. Только бы удалось!
– Пови-ну-тесь мне…
Больно! Но осталось…
– Повелеваю – идите туда, где вам и место, – проорал, срываясь на визг, потому что зубы, впивающиеся в тело – это действительно очень больно. Взмах получился неловким, не на всю ширину, и пропущенной через пальцы энергии было – кот наплакал, но…
Но руки разжались! Разжались! Удалось.
Облегчение и радость – у меня получилось! – были такими, что я ненадолго отключился.
Как стража вместе с осмелевшими жителями и пытающимися оправдаться монахами-«смертниками» очищала улицы, как трупы сваливали в общие могилы и наскоро закапывали, как подвергали очистительному огню разрозненные остатки тел и трупы животных, этого я уже не видел. Раненого героя монахи-«смертники» на руках отнесли в город и «сдали» на попечение местным жителям.
Болел я с комфортом, хотя это – понятие относительное. Прежде мне приходилось отлеживаться и в тюремной камере, приходя в себя после избиений стражников, и в ратуше на попечении Анджелина Маса, и под крылышком Рубана Куббика – последнее чаще всего. Случалось и самому выступать в роли народного целителя, но чтобы за мной ухаживали так – этого не припомню.
Многочисленные укусы мертвяков болели немилосердно. Меня спасли две вещи – то, что я не додумался скинуть куртку, и то, что у многих челюсти все-таки были не слишком сильными – мышцы размякли, часть зубов выпала. Это тебе не упыри, которые сохраняют силу за счет потребляемой жизненной энергии своих жертв! Мертвяки опасны толпой, а по одиночке не так страшны, как любят фантазировать обыватели.
Но все-таки меня покусали. И поэтому пришлось полежать в постели. Пра Михарь сначала пользовал меня сам – как-никак, когда-то он был лекарем. Инквизитор довольно профессионально обработал все укусы, самостоятельно сварганив какую-то едкую мазь, от которой чесалось даже там, где ею не мазали. После чего дал выпить настойку, от которой перебинтованный вдоль и поперек герой уснул, как убитый.
А когда проснулся – на другое утро, как выяснилось – у постели стояли двое. Сам пра Михарь и незнакомая девушка.
– Вот, – инквизитор слегка подтолкнул незнакомку ближе. – Это Томила. Она будет за вами ухаживать, потому что мне некогда исполнять обязанности сиделки. И без того дел по городу полно, а мне еще отчеты и докладные писать… Повязки менять каждые два часа, – это уже относилось к девушке. – Поить вот этим отваром из кувшина, разбавляя водой. Вставать не разрешать. Если что-то срочное – разрешаю позвать меня. Если меня нет – пусть терпит до моего прихода. Ясно?
Она несколько раз кивнула головой и прошептала:
– Понимаю, господарь.
– Я пошел!
Хлопнула дверь. Мы с незнакомкой остались одни. Я лежал на лавке, перебинтованный так, словно на мне живого места не было, до груди укрытый тонким одеялом. Девушка топталась рядом, явно не зная, с чего начать. То ли обязанности сиделки ей были внове, то ли знала, что будет ухаживать за некромантом, и робела.
– Я не кусаюсь, – сказал тихо. – Присядь.
Она повиновалась, но пристроилась на краешек моей постели. Ничего так девушка. Русая коса, пятнышки веснушек на гладких щечках, слегка курносый носик, маленький ротик. Красивая. И лицо смутно знакомо. Только вот откуда? Или я в мужском монастыре настолько отвык от женского общества, что теперь готов кинуться на любую смазливую девчонку? А как же моя жена? Смерть крайне ревнива. С ее точки зрения просто идеально – запереть супруга там, где он при всем желании не сможет найти, с кем ей изменить.