избавиться от ее навязчивых губ. — Дорогая, у меня через пять минут совещание, поэтому не очень-то разогревайся.
— Ты еще слишком молод, чтобы походить на старого брюзгу, Коннор. Пяти минут
вполне достаточно, чтобы удовлетворить обе заинтересованные стороны. Если мы, конечно, прекратим болтать. — Оливия призывно качнула бедрами.
— По утрам за пять минут я даже не успеваю решить, какой надеть галстук, —рассмеялся Конн.?— Расслабься, Лив.
К его облегчению, Оливия добродушно рассмеялась, коснулась губами его щеки, отодвинулась и одернула пиджак.
— Нам будет хорошо вместе, Конн. Мы оба это знаем. Подумай об этом и позови
меня.
Она взглянула на часы и вздрогнула.
— Черт, я опаздываю. У меня сегодня очень серьезная встреча с хозяином большой
инвестиционной компании, и до нее осталось меньше часа. Если мне удастся
убедить их немножко поиграть с деньгами, списанными со счетов, они уйдут от
налогов и сэкономят несколько миллионов. Тогда наш контракт принесет целое
состояние. Пожелай мне удачи.
— Удачи тебе. — Конн, слегка смущенный, поднялся с кресла. Инвестиции напомнили
ему об Алане Дерошере, Алан Дерошер — об Энди и ее угрозах выйти замуж, переехать в Монреаль, завести детей, играть с ними в крикет, лакросс или еще в
какую-нибудь ерунду, послав при этом и его, и всю “Девлин электроникс” ко всем
чертям.
— Я… ммм… перезвоню.
— Видит Бог, ты позвонишь, Конн. Позвонишь, а то я тебя просто прикончу.
Оливия быстро поцеловала его в щеку и удалилась.
Едва закрывшись, дверь снова распахнулась. Конн поднял взгляд, почти уверенный, что эта женщина все-таки вернулась, решив довести свой план до конца. На пороге
стояла Энди, как всегда холодная и спокойная. Только странный огонек в ее
глазах не предвещал ничего хорошего никому, кто стоял у нее на пути.
— Она сказала, ты собираешься на ней жениться.
Конн помассировал лоб, на секунду прикрыл глаза.
— Да, об этом шла речь. Но не спеши покупать нам свадебный подарок. Пока еще
ничего не решено.
— За одиннадцать лет я купила тебе два свадебных подарка, — буркнула она. —По-моему, этого вполне достаточно.
Конн откинулся в кресле и открыл глаза.
— Расслабься, Энди. Я ни на ком не женюсь. Хотя один близкий друг сказал мне
примерно так сегодня утром: “А какое, собственно, тебе дело, женюсь я или
нет?”
Она вскинула голову и наградила его таким взглядом, под которым буквально
хотелось упасть на колени.
— Я полагала, что, как кто-то сказал мне сегодня утром, я имею право узнать, женишься ты на этой женщине или нет; это право основывается всего лишь на
двадцатилетней дружбе и больше, конечно, ни на чем.
Конн хотел что-то возразить, потом вздохнул, продолжая массировать лоб. Больше
всего он хотел, чтобы голова прекратила раскалываться.
— Знаешь, Энди, я получал предложения и похуже этого. Я женился на Лизе, потому
что думал, что люблю ее, и я женился на Юдифи, думая, что мы любим друг друга.
Сейчас в моей жизни нет ни той, ни другой, и мне кажется, проблема не в
женитьбе. Проблема как раз в любви. Может, никакой любви все-таки нет? Может, надо жениться на той, которая тебе всего лишь не противна, и поставить на этом
точку?
Что-то мелькнуло на ее лице — тень, след непонятной боли, — мелькнуло и
исчезло. Он с любопытством смотрел на нее, ожидая ответа, но Энди просто
повернулась и вышла из кабинета. И пока дверь за ней закрывалась, Конн вдруг
сообразил, что, будь он хоть чуть-чуть поумнее, он бы сделал предложение самой
Энди.
Впрочем, он тут же решил, что нельзя жениться на своем лучшем друге. Это значит
потерять своего лучшего друга, а взамен приобрести еще одну жену. А кому же
поплакаться, когда дело вновь дойдет до развода?
Прошло уже два часа, а Энди места себе не находила.
Черт подери, надо быть полным идиотом, чтобы, едва выпутавшись из сетей брака, очертя голову бросаться в пучину нового. Но ведь Конн Девлин вовсе не был
идиотом. Он, пожалуй, был самым нормальным среди всех, кого она знала.
“Но только не тогда, когда дело касалось женщин”, — добавила про себя Энди, пытаясь справиться с новым приступом бешенства. Вскоре после его женитьбы на
Юдифи Энди решила, что все дело в какой-то удивительной генетической болезни.
Чем же еще, если не умственным расстройством, можно объяснить это моментальное
(за одну ночь) превращение умного и расчетливого прагматика, настоящего волка
большого бизнеса в слабовольного недоумка?
Положим, тогда у него просто не было шансов. Через пять минут после их первой
встречи Юдифь атаковала Конна с непреклонностью тепловой ракеты. Его участь
была решена задолго до того, как он смог в этой ракете чуть-чуть разобраться.
Для Юдифи Конн воплощал идеального мужа. Он сделал головокружительную карьеру, был богат, хорошо воспитан и вдобавок красив как черт. Он не проливал суп на
скатерть, умел пользоваться ножом и вилкой, носил костюмы с достоинством принца
и мог очаровать самого холодного сноба в самом элитарном обществе. Конн
прекрасно разбирался в винах, управлял яхтой, катался на лошадях, знал, как
обращаться с машинами любой марки и с женщинами любого склада. А самое главное
— у Конна были связи. Очень серьезные связи. Молодая, очень самолюбивая, очень
настойчивая и практичная Юдифь буквально вцепилась в него зубами.
Конн со своей стороны быстро оценил в ней достоинства будущей жены. Красива.
Талантлива. Имеет большой успех. После свадьбы молодожены заняли место
“блестящей пары” в высшем обществе Сиэтла. О них говорили и ими восхищались.
Так продолжалось около года. А потом сладкий сон начал таять на глазах.
Не прошло и двух лет после свадьбы, а Конн здорово изменился. Он стал
замкнутым, неразговорчивым, угрюмым. И работал как одержимый, отгородившись от
мира стенами своего кабинета. Энди почти перестала общаться с ним. На Новый
год, третий год семейной жизни, Конн без всякого предупреждения появился у нее
на пороге.
Он выгнал ее поклонника, налил себе огромный стакан бренди, осушил его двумя
большими глотками; грязно выругавшись, запустил стаканом в стену и виновато
взглянул на остолбеневшую Энди.
А потом рассказал ей о Юдифи. Об их очередной ссоре — он хотел иметь детей, а
она в очередной раз отказалась даже обсуждать это. Юдифь выходила замуж, думая, что для Конна, как и для нее самой, главное — карьера. Наконец она поняла, что
Конн не прочь слегка расслабиться, пожиная плоды успеха. Что он хотел бы стать
отцом семейства.
“Она ушла и подала на развод”, — сухо добавил он.
Прошло немало времени, прежде чем Конн нашел в себе силы начать новую жизнь.
Правда, он изменился. Стал спокойнее. Меньше смеялся, больше времени проводил в
одиночестве. Казался сдержаннее. Словно отрезал какую-то часть своей души и не
хотел никого к себе подпускать.
Энди устало выругалась. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы ушла
домой. Приготовила бы на ужин салат из экзотических фруктов. Устроилась бы
поудобнее в своей гигантской ванне, погрузившись в горячую воду с клубами пара.
А потом доползла бы до постели и заснула. Так бы и спала, пока…
Зазвонил телефон, и она нехотя взяла трубку: — Да?
— Энди, приехали мистер Бек с сыном.
— Бек с сыном? — Она выпрямилась. — Вот это да!
Энди вскочила, схватила пиджак со стула, прыгая на одной ноге, начала судорожно
искать туфли. Заглянула к Конну, крикнула ему, чтобы приготовился, причесалась, подкрасила губы, глубоко вздохнула и направилась в приемную.