Большую часть года перс проводил в разъездах. В своей лавке он появлялся редко — торговлю вели приказчики, но так получилось, что Рябинины постоянно ощущали в доме присутствие своего знакомого. Однажды, убывая в очередной вояж, купец попросил: «Если позволите, я у вас кое-что оставлю: бумаги, конторские книги. Приказчики у меня такие бестии, что доверять им не приходится». Даниил Аркадьевич согласился, а к ночи Абдурахман Салимович принёс в дом Рябининых тяжёлый кованый сундук с тремя встроенными замками. Сундук заперли в чулане. В семье Рябининых сундук ни разу не открывали, а Миша, склонный во всём, что связано с персом, видеть нечто таинственное, мучился любопытством: не верилось ему, что в таком великолепном старинном сундуке пылятся какие-то купеческие бумаги и конторские книги. Он даже рискнул однажды попросить Абдурахмана Салимовича открыть при нём крышку, но тот только улыбнулся своей обычной улыбкой и сказал загадочно: «Пока не время». Потом подумал и добавил ещё более загадочно: «Я надеюсь, что со временем этот сундук будет принадлежать тебе».
О персе в его отсутствие напоминал не только сундук, но и люди. Были это в основном азиаты, пропахшие потом и пылью дальних странствий. Появлялись они в доме учителя нежданно и негаданно, долго и низко кланялись, потом извлекали из пояса или складок халата записку со знакомой арабской вязью и молча вручали её учителю. Абдурахман Салимович слал приветы, поклоны и просил Даниила Аркадьевича разрешить его торговым представителям взять из сундука необходимые бумаги. У каждого посланца был свой ключ.
А лет пять назад, возвратившись из поездки в Мешхед, перс неожиданно предложил Рябинину-старшему обучать Мишу персидскому языку.
«Зачем?» — удивился учитель.
«Но ведь вы сами словесник, — мягко настаивал Абдурахман ибн-Салим, — а потому знаете, как важно в наше время знание восточных языков. Может быть, мальчик захочет пойти в Лазаревский институт, на дипломатическую службу, может быть, подобно мне, займётся коммерцией, а может быть… Одним словом, это Мише не повредит. Да и в долгу я перед вами».
«В каком долгу?» — удивился учитель.
Перс добродушно рассмеялся:
«Вторую лавку у вас устроил — бумаги храню, людей к вам посылаю, беспокою. И не отказывайтесь, Даниил Аркадьевич. Пусть это будет моим подарком вам и Мише. В знак нашей дружбы».
Так у Миши появился учитель персидского языка. Обучал он мальчишку по своей, как он выражался, ускоренной методе и уже через три года Рябинин-младший мог переводить без труда простенькие тексты и даже вступать со своим учителем в споры на родном ему языке.
«Очень способный отрок, — хвалил перс Мишу. — За три года, Даниил Аркадьевич, он изучил то, на что в лучших медресе Бухары уходит по меньшей мере семь лет».
А вот в последнее время, после революции, регулярные занятия как-то расстроились. Абдурахман Салимович показывался редко, всё куда-то спешил, чем-то постоянно был озабочен. Вполуха выслушав приготовленный Мишей урок, он быстро давал ему новое задание и исчезал на месяц-два в неизвестном направлении. Попытки Миши найти купца в лавке ни к чему не привели: приказчики пожимали плечами и, прижимая руки к груди, ссылались на то, что светоч мудрости Абдурахман ибн-Салим не держит перед ними отчёта в своих поездках. И стоит ли юному другу их хозяина вести расспросы, если ему доподлинно должно быть известно, что, сидя в лавке, только товар сгноишь. Вот и ездит хозяин по России, чтобы найти себе новых покупателей, узнать, где, кому и какие товары требуются.
Завидев Мишу, Абдурахман Салимович поднялся из-за стола и сделал шаг навстречу, одновременно прижимая левую руку к груди и протягивая правую для рукопожатия. Миша энергично встряхнул вялую, пухлую, точно без костей, руку учителя и произнёс традиционную формулу приветствия:
— Ассалом алейкум, муаллим-джон.
— Алейкум ассалом, мулла-бача.
А дальше, соревнуясь в скорости, они засыпали друг друга традиционными вопросами восточной вежливости: как семья, как дети, как здоровье учителя, был ли светел его путь, как поживают родственники и родственники родствен ников, хорошо ли пасутся бараны, благоприятны ли виды на урожай?… Вопросов было не меньше тысячи, и никто, в том числе и установленный издревле ритуал, не требовал, чтобы на каждый вопрос был даден ответ. Главное — спросить и тем самым засвидетельствовать своё глубочайшее почтение собеседнику.