— Знаете что, товарищ учитель, — слегка обиделся Макарыч, — мы вас уважаем и за помощь благодарим, но вашего знакомого полковника авторитетом признать не можем. Мы этих полковников били, бьём и ещё, даст бог, не одного к праотцам спровадим.
— Ах, вы меня не поняли, — заволновался Даниил Аркадьевич. — Ведь я имею в виду литературный персонаж. Это есть у Грибоедова такая комедия «Горе от ума», так там этот самый Скалозуб…
— А Грибоедов на позиции Советской власти?
Миша тихонько прыснул в кулак, но отец взглянул на него неожиданно грозно и пояснил без тени улыбки:
— Грибоедов скончался сотню лет назад, но будь он жив, я думаю… Во всяком случае, мятеж полковника Маркевича он не поддержал бы.
— И то ладно, — сказал Макарыч и удовлетворённо кивнул головой. — А что касается Ташкента, товарищ учитель, то уж можете не сомневаться: пока существует в России Советская власть, никакому эмиру там не царствовать.
Чувствовалось, что Макарыч ещё хотел сказать многое, но комната стала быстро наполняться военными, и о хозяевах скромного жилища на Варвациевом канале вдруг все забыли. Командиры подразделений рапортовали о выполнении задач, квартирьеры — о том, где размещаются прибывшие в Астрахань бойцы отряда. Джангильдин внимательно выслушивал каждого и отдавал короткие распоряжения.
Стучали каблуки по крашеным полам, звенели шпоры…
Утром домик опустел. Последним покидал его Макарыч.
Он попросил прощения за беспокойство, крепко пожал руки учителю и его сыну, а у самого порога, обернувшись, посоветовал:
— Ты, парень, если что будет не клеиться — дуй сразу ко мне. Спросишь командира взвода разведки Степанишина.
Это я, стало быть. Как человеку, оказавшему содействие Красной Армии в разоблачении вражеских замыслов, я тебе всегда подмогну. Понял? — И засмеялся раскатисто, показав великолепный ряд ослепительно белых зубов.
Миша понимающе кивнул головой, задумался на секунду и вдруг решился:
— У меня, товарищ Степамишин, и сейчас не всё клеится.
— Это как понимать? — ступил от порога Макарыч.
— Мне показалось, вернее, подумалось… Папа, а может быть, это Абдурахман Салимович был там, в караван-сарае…
— Глупости! — замахал руками учитель. — Как не стыдно так думать!
— Но он так странно себя вёл… Я не сказал тебе, папа, но…
— Ах, Миша, ты же знаешь, что Абдурахман Салимович любит напускать на себя таинственность.
— Я не про то, папа, — наконец решился Рябинин— младший, — просто я хочу сказать, что перс зачем-то носит с собой пистолет.
— Вот это уже интересно, — вставил своё слово Степанишин. — А ну-ка выкладывай всё, что знаешь о вашем общем знакомом.
Миша коротко рассказал о купце из Мешхеда.
— Чертовщина какая-то, — крутнул ус Степанишин. — Как в сказке: сундук с сокровищами, Али-баба и, возможно, сорок разбойников. Ладно, парень, пойдём в караван-сарай, на месте разберёмся. Может, опознаешь своего знакомца.
На улицу вышли вместе. Солнце уже встало, но висело низко над крышами домов, отливая в канале расплавленной медью. Дворники скребли мётлами тротуар. Протарахтела санитарная двуколка с красным крестом на зелёной скуле — везли раненых. Неторопливой, тяжёлой поступью дорогу на перекрёстке пересёк отряд вооружённых матросов. У причала стоял часовой, обхватив винтовку двумя руками. На его молодом курносом лице играл солнечный зайчик, а в прищуренных глазах было столько утреннего блаженства, словно последние часы он провёл не на посту под пулями, а где-нибудь в ночном, у костра, среди милых друзей и мечтаний.
— Угомонились вроде бы, — первым нарушил молчание Макарыч. — Драпают небось теперь по степи, только пятки сверкают.
— Кто драпает? — переспросил Миша — Погружённый в свои думы, он не очень внимательно слушал спутника.
— Кто же ещё? Беленькие. — Густой бас Макарыча звучал благодушно, как у дьякона на пасху. — А городишко у вас, парень, ничего. На Питер маленько смахивает. И водички предостаточно, и храмины встречаются подходящие. Это что там торчит?
— Кремль, — пояснил Миша. — Старинный, ещё в шестнадцатом веке заложен. А посредине — Успенский собор. Вы не думайте, — продолжал он, вдохновляясь, — город у нас даже очень привлекательный. Хоть и поменьше Петрограда, зато держит второе место в России по числу паровых судов. А по торговле рыбой ему и равных нет.
— Смотри ж ты! — деланно изумлялся Степанишин. — Представить только… А я думал, так себе городишко — халам-балам.