… Через полчаса одетый в парадный мундир атаман
Оренбургского казачьего войска господин Дутов вышел из особняка и проследовал к автомобилю, который благополучно доставил его в штаб.
В десять часов по местному времени состоялся военный совет, на котором было принято решение о развёртывании широких наступательных операций. Командирам полков вручили приказ привести в порядок амуницию, оружие, конский состав и готовиться к строевому смотру. Смотр будет чинить сам атаман.
В час пополудни их превосходительство в сопровождении конвойной сотни отбыл в ресторан «Весёлый карп», где в отдельном кабинете изволил отведать свежей икры, стерляжьей ухи, шашлыка по-карски, а также выпить бутылку рейнвейна из довоенных запасов.
А в четыре часа после полудня на стол атамана в его служебном кабинете лёг пренеприятнейший документ, доставленный всё тем же Межуевым. Через пару лет, уже за границей, в Кульдже, вспоминая об этом документе, Александр Ильич непременно будет вздыхать и даже иногда про себя чертыхаться, ибо так прекрасно начавшийся день с помощью клочка грязноватой бумажки был испорчен до основания. Господин атаман приобрёл в этот день несварение желудка, а ротмистр Межуев — всего лишь оплеуху, выданную его превосходительством своему рабу за верную службу.
А документ между тем гласил:
«Припадает к стопам вашего превосходительства ваш верный слуга. Да пребудет ваше превосходительство в добром здравии и кротком расположении духа и да пошлёт его превосходительству всемилостивейший аллах всяческих благ и процветания, а также всему роду его.
Выполняя свой долг, я, ничтожный, спешу сообщить скорбную весть: попытка полковника Маркевича захватить власть в Астрахани и свергнуть большевиков (да покарает их аллах!) не удалась.
Вначале всё складывалось в пользу сего почтеннейшего воина. Красные, пребывая в великом трепете, готовы были эвакуировать город, как вдруг, откуда ни возьмись, подошло им подкрепление в виде тысячного отряда. По уточнённым данным, прибыл оный отряд из Царицына, а являет он собой вавилонское скопище в миниатюре, потому как состоит он не только из русских, но также из хохлов, именуемых ещё украинцами, немцев, австрийцев, сербов, татар, киргизов, казахов и других мусульман, забывших имя пророка. Во главе отряда стоит некий Алибей Джангильдин, житель Тургайского края, сподвижник известного вашему превосходительству бунтаря Амангельды Иманова.
Неудача полковника Маркевича — факт, достойный всяческого сожаления, но не только и не столько он заставил слугу вашего взяться на калам. Дело в том, что с отрядом упомянутого Алибея Джангильдина прибыл большой груз оружия и боеприпасов (истинная ценность груза моими людишками уточняется) для красных войск, расположенных в Туркестанском крае. В связи с этим было бы весьма желательно принять все меры к тому, чтобы ни один патрон не попал в руки мятежных безбожников.
Ваш недостойный слуга сознаёт, что единственный путь, которым может воспользоваться Джангильдин, — это прикаспийские пустыни, лишённые воды и растительности. Отправляться в экспедицию по сиим глухим и непригодным для жизни человека местам было бы чистейшим безумием, но, зная фанатизм красных, я не исключаю, что отряд предпримет попытку прорваться с грузом именно этим путём. А потому нижайше прошу ваше превосходительство принять все меры к тому, чтобы поставить надёжный заслон неверным на контролируемой вашими доблестными войсками территории.
Да снизойдёт на вас милость аллаха. Омин.
Камол Джелалиддин».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Астрахань. Боец взвода разведки, или О чём размышлял Миша Рябинин, оказавшись на плато Усть-Урт
В моей жизни произошли перемены неожиданные и в высшей степени удивительные. Если бы раньше мне сказал кто-либо о том, что всё случившееся со мной случится, то не поверил бы я этому никогда и осмеял бы говорившего. Но разве не назовёшь удивительным скорое и неожиданное превращение обыкновенного астраханского реалиста, «карандаша», как дразнили нас дети рабочих, в бойца взвода конной разведки красноармейского отряда комиссара Али— бея Джангильдина. Кому и когда снились подобные превращения? Я читал «Метаморфозы» Овидия, где все и вся превращается в новые формы, но что бы сказал старик Овидий, прослышав о моей судьбе!