Первый вопрос. Студент начал за здравие и продолжал неплохо. Саша перебил и задал следующий вопрос. Таддео сглотнул слюну и закатил глаза, словно намеревался считывать ответ со шпаргалки, приклеенной к потолку его черепа. Саша стал вырисовывать под фамилией студента стрелки, которые, врезаясь друг в друга, образовали лежащую ёлочку. Постепенно, штрих за штрихом, ёлочка обрела грунт и даже успела украситься одной игрушкой-шариком, перед тем как фамилия обзавелась оценкой.
Второй студент породил кубический вагончик со спиралевидными рогами. Третий отпечатался открытой книгой, на левой странице которой текст расположился по вертикали, а на правой – по горизонтали. Затем были аленький цветочек с электрическим проводом и розеткой, усатая бабочка, пятиугольник, превратившийся в вертушку, решетка и копьё, стиральная доска, ствол в кудряшках и множество неоприходованных линий, черточек, округлостей, точек.
Остались в прошлом лихорадочные перетряхивания памяти в поисках следующего вопроса. Теперь у Саши был свой проверенный плей-лист мелодий, которые он предлагал студентам исполнить на собственный лад. Ещё ко второму экзамену он смастерил набор приемлемых вопросов и держал свою памятку под списком экзаменуемых, время от времени заглядывая в неё. Со временем он научился обходиться без домашней заготовки, и его манера перебивать ответ студента новым вопросом свидетельствовала о том, что своё мастерство жонглера он довел до автоматизма.
Неожиданный яркий луч солнца упал на изрисованный лист, и убаюканному тускловатым электрическим светом глазу стали на миг не видны легкие буквы имён и фамилий. Жирные, много раз обведенные фигуры выступили на первый план, затмив своей тяжеловесностью казенное содержание бумаги. Саша поднял глаза к окну.
Оно сияло в узком голубом паспарту неба, вставленного в бескрайнюю серую рамку облаков. “Всё- таки пробилось!” – возликовал он, принимая своё утреннее видение за метеорологический прогноз. Он забыл, что, когда утром вышел из дома, дождь представился ему законной безальтернативностью. Он упустил из вида то, что это сейчас, ex post, подразумевает, что в каштановой аллее ему пообещали солнце, когда причудливой пеленой опустили перед глазами запечатленный в его памяти, созданный им черно-белый кадр. Никаких законченных мыслей в голове не было, её заполонило живое солнце. Оно разлилось белым светом, вобрав в себя все свои образы и отражения. Студентка умолкла, и сам экзаменатор куда-то как бы делся, и вслед за ними исчезли ряды стульев и стены университета, реестры, списки и оценки, улыбки, взгляды, мольбы, обзор литературы, набор вопросов, хромоногие ответы… кружились лишь пылинки в луже света – их тонкий танец праздновал победу вечности и вдохновение красоты. Все, что осталось вне луча казалось мелким и смешным, надеждой обделенным, нестоящим.
Ведь был же дождь уже однажды, тот воскресный ливень. Он делал вид, что писал реферат по политической философии, но вода настойчиво заливала окна, весна гремела, и конец света был ближе срока сдачи реферата. Болтаемый ветром вид из окна звал новизной. Такое действо могло не повториться. Он вышел на балкон и включил запись видео на своем цифровом фотоаппарате.
С пятого этажа прилегающий парк казался зеленым майским морем. Ветер, дождь и деревья слились в единое целое и буйствовали. Смежная дорога превратилась в реку, которую вверх по течению одолевали отчаянные автомобилисты. Покупательские железные тележки супермаркета подыгрывали грому. Запись оказалась недлинной, но в ней было зерно повествования. Чего-то всё же не хватало.
За несколько дней до того скучного воскресенья ему случилось наблюдать, как Марио монтировал фильм о спектакле одного приятеля. У него тоже была программа монтажа. Саша вырезал кусок экспериментально-инструментальной музыки и стал вплетать её ленту в косу видео. Скрипки цеплялись за листья деревьев, смычки стучали по непослушным машинам, поток воды захлёбывался нотами, квинтет летал дождем над этим всем… но вот инструменты угомонились, притихли, а видеоматериала на затишье не было. Он посмотрел в окно. Дождь уже давно прекратился, темнело. Розовое небо само просилось на экран. Он послушно сфотографировал финальный стоп-кадр своего первого фильма.
С того дня отношения между Сашей и миром изменились. Он и раньше замечал, что слишком часто отвлекался от того, что считал главным. Вместо того чтобы сосредоточенно работать над поставленной целью, он созерцал ему одному видимые сплетения событий, вылавливал из гущи окружающего хлама очаровательные пустяки и умилялся их прелестью, дивился причудливости форм, линий, но он не думал, что этими отвлечениями можно заниматься всерьёз. Теперь он знал, что с ними делать. Помехи превратились в смысл жизни.