По произносимым студенткой фразам он понял, что та уже давно истощила свой запас знаний по заданной теме. Саша с трудом вспомнил исходный вопрос. Какую же оценку ей ставить? Его доведенная до автоматизма система дала сбой, и авангардный конспект экзамена молчал надменно. Суровый Марко опустил ресницы и ждал объяснений от своего подсудного, а тот с улыбкой побежденного смотрел вглубь аудитории. Его нарядный оранжевый галстук как-то не очень вязался с затруднением, в котором он оказался. Блуждая в поисках ответов по немому воздуху, их взгляды на миг встретились, и угол рта у Саши заразился усмешкой над собой. Он посмотрел на девушку, та нервно теребила пуговицу на кофте. И почему он всех их записал в двуликих монстров? Каким источником питалось его неунывающее раздражение? Он открыл зачетку, и глянув на предыдущие оценки, предложил ей свой вердикт. Согласилась.
Когда он закончил опрос своей группы студентов, Симона задавала первый вопрос последнему из своих, Марко осилил долю только наполовину, в то время как Боккони уже сидел в кабинете и обсуждал по телефону предстоящую поездку на конференцию в Китай. Саша тактично помахал рукой всем остающимся в аудитории, коллеги вежливо улыбнулись ему в ответ.
Он вышел на улицу, закурил сигарету и подошел к своему велосипеду. Прохладный ветерок о чем-то просил растущую у автобусной остановки магнолию, но она неохотно покачивала толстыми ветвями. Она не верила холоду и не собиралась расставаться на зиму со своими жесткими листьями. Из-за его спины вышел и направился к остановке студент в оранжевом галстуке. Ему во след волной летела мораль немая.
Да, брось ты, парень! Она тебе нужна, эта политология? Я вижу, ты не создан для неё. Я вижу по тому, как ты сжимаешь сигарету, что “невозможное пока” зовет тебя, не требует, но и не ждёт, своим течением живет, и если ты его не встретишь, и не отдашься… его не будет. Ты жизнь другого проживешь, а тот другой твоею жизнью будет мучиться. Зачем?
Зачем подстраиваться под порядки, смысл которых нам чужд? Зачем оправдывать доверие тех, кто нам навязывает противные натуре нашей манеры выживания? Зачем искать признания у нас покинувших отцов? Мы не обязаны оправдывать своё существование набором титулов и корочек.
Не обманись, пытаясь обвести мир вокруг пальцев, и не думай, что золотые прутья ты сможешь переплавить в крылья. Одной ногой уже мы в клетке, но дверь ещё не заперта, шанс на свободу не упущен. Нам нужно развернуться и уйти. Бежать, бежать, крутить педали до одышки. Туда, где нет уверенности в том, что за семьсот заученных параграфов дадут хорошую оценку, что за пятьсот опрошенных студентов дадут еды на год. Оттуда, где возможное возможно, туда, где всё возможно, где больше боли, чем признания, где злость и голод не позволят потерять из виду смысл бытия. И даже самое прямое из зеркал живого зазеркалья не устыдит мой верный выбор.
Ведь у меня же есть мечта. Я ей смотрю в глаза. Она мне ничего не обещает. Она не может ничего мне обещать. Она, как сын отцу, мне тянет руки и взглядом просит: “Покажи мне мир, в нем может место быть и для меня”.
Саша потушил сигарету, снял с головы желтую выгоревшую бейсболку, покрутил её вокруг пальца, подбросил в воздух, сел на велосипед и с легкой головой поехал домой.