Выбрать главу

-- По суду, -- говорю.

-- А какое дело?

-- Колокол украл.

Они и глаза на меня:

-- Да ты какого прихода?

-- Вознесенского.

-- Что за колокол? Большой колокол?

-- Шестьсот пудов, -- говорю.

Стоят они вокруг, как соляные столбы, -- не знают, что и подумать.

-- Доходы, -- говорю, -- малые... пришел я ночью, снял его и продал.

Так и прыснули. И пошел кругом говор:

-- Дьякон колокол украл!

Вижу, сказал на свою голову.

Вдруг слышу глас из двери:

-- Дьякон Громобоев, -- к владыке!

Приосанился я, медаль поправил, вхожу. Иду так важно, выступаю гордо, а коленки у меня дрожат, и сердце так и колотится, словно выскочить и убежать хочет. Никогда я у этого владыки не бывал, думаю: "Какой-то он, как-то меня встретит?" Зала светлая, просторная, пол такой скользкий, что я чуть не упал, даже руками взмахнул. Вижу, вдали у двери владыка стоит: старенький, сугорбленный, личико маленькое, а лоб высокий, будто у него на голове митра надета.

И лицо доброе.

Чётки перебирает, улыбается.

-- Что это, -- говорит, -- ты, отец дьякон, руками машешь?

Я в ноги:

-- На экзамен, владыка святый, приехал.

-- Разве я тебя звал?

-- Нет, владыка... я сам...

-- А зачем тебе экзамен?

-- Во священники хочу!

-- Давно ли, -- говорит, -- ты в себе такое призвание почувствовал?

-- Всегда, -- говорю, -- владыка святый, во мне такое желание было... только наука моя малая, не осмеливался.

-- А теперь с чего же осмелел?

Что я на это скажу?

Молчу.

Вижу, качает он головой, сурьезный стал.

-- Не от своего, -- говорит, -- ума в тебе хотение явилось такое... Кто тебя научил? Разве можно без науки в священники посвящаться? Откуда в тебе продерзость такая, когда академики, мужи науки, месяцами мест дожидаются?

Так и сверлит меня глазами.

-- Да и что, -- говорит, -- ты знаешь для столь великого звания?

Ну, вижу, экзамен начинается, приободрился я, отвечаю:

-- Все!

Опять он улыбается:

-- Что же все-то?

-- А что потребно! Книгу всякую прочитать могу и объяснить: что и куда относится. Всякую проповедь расскажу, -- про нравственность и прочее...

-- Ну, что же ты про нравственность сказать можешь? Скажи.

Чуть было я в затылке не почесал.

-- Нравственность, -- говорю, -- нравственность...

А из головы все вылетело.

И все слова позабыл, какими дьяконицу пугал.

Однакоже набрал полну грудь воздуху и говорить начал. И что говорил, не припомню... по-моему, хорошо! О Сатане рассказал, как он к Еве подобрался. И с той поры грех пошел... а против греха нравственность, и без нее никак нельзя. Согрешил -- и покайся! Тут же и текст ввернул: -- овому же талант, овому же два!

-- Верно! -- говорит владыка.

А сам смеется и вдруг спрашивает:

-- Ты вино пьешь?

Сконфузился я, не утерпел, почесал в затылке.

-- Грешен, -- говорю, -- владыка святый...

-- И много?

-- Не так, чтобы...

А сам думаю: "Ты бы меня по катехизису спросил, а это что за экзамен!"

Владыка же спрашивает:

-- Есть ли грех вкушать вино, или нет греха? Объясни мне.

Говорю:

-- Грех!

-- Почему?

-- Пьяницы не внидут в царствие небесное.

-- Я тебя, -- говорит владыка, -- не про пьяниц спрашиваю, а про вино.

Растерялся я, опять колени задрожали... -- вот, думаю, задача. Да вспомнил текст.

-- Грех! -- говорю, -- потому что и в требнике велено на исповеди спрашивать -- не упивался ли еси вином? Значит, грех...

Качает владыка головой.

-- А какое, -- говорит, -- чудо сотворил Христос на браке в Кане?

-- Воду в вино претворил.

-- То-то и есть! И в другом месте сказано: "дадите сикера нищим и убогим". А причастникам что в теплоту подливают? Оно же и мнихам разрешается, стомаха ради телесна... Грех ли, выходит?

Поник я, молчу.

-- Не пить его грех, -- говорит владыка, -- а упиваться без времени. А ты даже этого различить не можешь. А просишься в священники. Ну, какой же ты священник? Чего ты можешь?..

Обидно мне стало.

-- Все, -- говорю, -- могу, владыка святый! Не хуже других! Обедню наизусть изложу... всякие молебны или отпетие... все могу! И голос у меня есть... бас! Я по нотам пою. У меня, -- говорю, -- владыка, такой голос, что люди пугаются. Хор могу устроить, одно веселие! И с мужиком я обходиться умею. Меня мужики любят, я все с прибауткою!

-- С какой прибауткою?

-- А с веселым словом! Я как начну щунять веселыми-то словами, так у меня каждый человек от греха отойдет и к добродетели обратится... живо в царствие Божие приведу!

Говорю так-то, а сам думаю: "Погоди, я и тебя улещу!" Да смотрю, нахмурился владыка, грозен стал, да как крикнет:

-- Смолкни!

Я и пал на колени.

Бормочу:

-- Простите... по глупости!

-- Надо бы мне тебя, -- говорит владыка, -- в монастырь отправить за продерзость твою! Да на первый раз прощаю. Гряди с миром и живи просто, не мудрствуя лукаво. А ежели еще явишься... не помилую!