— Идти на службу своему национальному анклаву ты больше не хочешь? — Язвительно поинтересовался у него.
— Надоело чувствовать себя дешевым расходником, — скривился он. — Да ещё эта постоянная отстранённость, даже здесь меня и Ивена те за людей не считали, — тут он явно имел в виду боевиков.
— Ивен — это тот, кого ранили? — Собственно догадаться тут просто.
— Да, — Борух кивнул. — Он гениальный снайпер, замечательный техник, но слишком плохой боец-тактик, не понимаю, зачем вообще они его потащили на силовую акцию, — ещё одно кислое выражение лица.
Я не совсем понял его фразу про «бойца-тактика», всё же снайперы с тактикой должны дружить, но решил лишний не переспрашивать, теряя свой авторитет.
— Наверное, просто не хотели оставлять его одного или на пару с тобой, — поделился с ним своими догадками относительно того почему так произошло.
— Вероятнее всего, — ещё один кивок согласия.
— Ладно, с Ивеном я сам позже поговорю, с тебя же клятва личной преданности во время обеда перед всем коллективом, — раз человек почти согласен примкнуть к нам, стоит его немного поторопить. — Позже получишь у Оксаны свои вещи и необходимую амуницию, она же покажет, где тут разместиться, дабы не мешать остальным. С местом дежурства ты уже определился — хорошо. Учить малявку обязательно, — кивок в сторону как всегда подслушивающей разговоры взрослых Лизы. — Чтобы всё умела и разбиралась в технике не хуже тебя. Языкам тоже учить по возможности, — исключительно довольное лицо ребёнка меня сильно порадовало.
Дальше я направился проведать раненого. Тот уже пришел в сознание, явно не понимая, почему ещё находится в мире живых. Единственное, что должно было вызывать у него явный пессимизм — путы, которыми его привязали к лежанке. С другой стороны — с его ранениями ворочаться не рекомендуется, свежие швы могут разойтись. При моём появлении он тихо выругался по-русски.
— Наверное, не стоит такими словами бросаться, кто-то может и обидеться, приняв их на свой личный счёт... — я обратился к нему, переходя на родной язык.
Хоть я уже даже думать иногда стал по-английски, особенно при разговорах с другими людьми не понимающих русского, но он совершенно не передаёт того строя мысли, к которому я привык. Русский язык, как не крути — особенный. Однако переходя на английский, чувствую себя немного увереннее. Более хитрым и каким-то бессовестным что ли. Всех людей, совершенно не задумываясь, кидаю на весы с гирьками «полезен», «приятен», «может пригодиться». Совесть? Не, не слышал. Наверное, опять мало практики общения или стереотипы давят.
Между тем раненый выпучил глаза, глядя в мою сторону с большим изумлением. Крупный молодой парень, даже внушительный — килограмм под сто при около ста восьмидесяти сантиметрах роста. Жира нет как явления — одни мышцы. Но не маньяк-культурист, ничего особо не выпирает. Лет около двадцати — двадцати пяти. Выгоревшие практически добела короткие волосы, загар чуть ли не до черноты. Грудь и правая рука в пластыре и бинтах, кровавых пятен не видно. Лицо самое что ни на есть славянское и голубые глаза. Типичный израильтянин, ага.
— Что в вашей ориентировке на ликвидацию неугодных забыли указать мою национальную принадлежность? — Ехидно поинтересовался у него.
— Мне её даже не показывали, — тихо выдохнул тот, и вообще выдохнул, явно расслабившись.
— Странные у вас порядки, — тут и я сильно изумился. — Тащат на дело, а просветить, кого надо убить, даже не пробуют. Неудивительно, что вы так быстро попались. И кстати, у остальных членов вашего отряда ни одной царапины, Боруха мы тоже прибрали одновременно с вами, — проинформировал его на всякий случай.
— Шептала же паранойя, не нужно было сюда лезть... — тихо ответил раненый пленник, выругавшись.
— Ты чего дёргаться стал, кстати? — Его сопротивление при захвате казалось мне откровенной глупостью.
Я уже выслушал рассказы братьев Влас, те подловили маленький отряд ликвидаторов, едва те высунулись из воды и только стянули маски. Как раз остались без ночного зрения, потому шансов уйти или оказать сопротивление просто не имели. Более опытные подводные диверсанты так просто бы не лоханулись, отправив на берег сначала одного, выбравшись из воды и только после его сигнала. Но эти имели лишь минимальную подготовку ныряльщиков и хотели как можно скорее выбраться в привычную среду обитания, о чём я узнал из допроса других пленников.
— В рабство попасть сильно не хотелось, — тяжело вздохнув и поморщившись от боли в ранах, ответил Ивен. — Лучше сдохнуть, чем прогибаться под всяких уродов... — Он опять грязно выматерился.