Он взглянул на брата, как бы спрашивая: не маловато? В эту минуту до сознания Кирилла отчетливо дошло, что этот вот невысокий узкоплечий мужичок с желтоватым и морщинистым лицом, с залысинами, с серыми от седины волосами и есть его родной и единственный брат, которому исполнилось сегодня тридцать семь лет, который смолоду так много мечтал совершить, так много прочитал всяких книг, так сосредоточенно и упорно размышлял о жизни, — и вот живет теперь, на закате молодости, в таежной глуши, в общежитии. Зачем он здесь? Почему так странно сложилась его судьба?
Чувствуя подступившие слезы, Кирилл крепко обнял брата и поцеловал.
— С днем рождения, старичок! Будь же здоров и, как говорится, не кашляй!
— Ну спасибо! Ну рад! — растроганно бормотал Иннокентий. — Знаешь, давай-ка мы выпьем по рюмочке, пока вдвоем. Перекурим, поговорим…
Он открыл шкаф, набитый женским бельем, и где-то на верхней полке отыскал стаканчик с золотой каемочкой.
— Слушай, а почему ты именно здесь завел винный погреб?
— Да я тут вроде как свой человек, — ответил Иннокентий. — Сам понимаешь, среди мужиков такое богатство не убережешь. Ну давай!
Он налил вначале Кириллу, потом себе. Закусили конфетами.
— Ну, капитан, рассказывай, с чем к нам прибыл, — спросил Иннокентий.
— Чем нагрузили, то и привез. Консервы, капуста… А в рефрижераторах — спецодежда.
— Вместо мяса? — усмехнувшись, спросил Иннокентий.
— От меня, что ли, зависит? — нахмурился Кирилл.
— Что ж, ладно, обойдемся тушенкой. Не привыкать… Как семья-то? Сынище растет?
— Серега мой дает прикурить! Вообще-то парень получился что надо — весь в меня. Брови, ноздри, подбородок — точь-в-точь мои. И знаешь, Наташка покормит его — он спит. Малость поспит и давай орать. А я его беру на руки — замолкает. Значит, чувствует: отец! И вот смотрит на меня, смотрит, а у меня аж душа переворачивается.
Лицо Иннокентия как бы накрылось тенью.
— Давай еще по одной? — предложил он. — За наших деток.
Анюта, дочь Иннокентия, осенью уже должна была идти в школу. С матерью и бабушкой она жила в Среднереченске. А ее отец третий год по-холостяцки мотался по общежитиям: сначала в поселке Временном, а вот уже полгода здесь, в Городе, в котором, кроме деревянного двухэтажного приюта для энтузиастов, не было пока ни одного жилого строения.
И теща и жена Иннокентия оказались занудливыми мещанками, которых, кроме денег и ковров, ничто не волновало. Кирилл невзлюбил их еще в ту пору, когда был неженатым и забегал к брату подкормиться. Он одобрял уход Иннокентия из семьи. До тех пор, пока сам не стал отцом. Теперь же ему казалось, что он не оставил бы своего Серегу, даже если бы у Наташки характер оказался еще хуже, чем у Валентины, жены Иннокентия.
Они поженились в апреле прошлого года, незадолго до начала навигации. Наташа продолжала жить в женском общежитии, он — в мужском. Свирепая Мария Игнатьевна, комендант женского общежития, грузная, крикливая, приказала вахтершам ни в коем случае не пускать Кирилла. Он, вернувшись из рейса, пробирался к молодой жене то в окно, то через чердак. И только минувшей зимой, когда Наташка собиралась в декретный отпуск, гравийный завод, где она работала в плановом отделе, выделил для молодой семьи комнату в бараке.
— Кеш, мне с тобой посоветоваться надо, — нарушил молчание Кирилл. — Хочу на берег уйти работать, на гравийный завод, к Наташке. Механиком туда зовут. Зарплата такая же, зато каждый вечер дома. Не могу сына надолго оставлять — тоска замучила!
— А не пожалеешь? — с прищуром спросил Иннокентий. — Привык к вольной жизни — на Реке, можно сказать, вырос.
— Не знаю, — печально признался Кирилл.
— Жена у тебя хорошая, — заговорил Иннокентий. — Такие, как твоя Наташка, совесть никогда не забывают. Так что подумай хорошенько. Все-таки ты капитан — это не фунт изюма. И, по-моему, путевый капитан!.. На вас же, речниках, пока вся наша стройка держится. Это когда еще к нам дороги проложат. Так что все, что имеем сейчас, — металлоконструкции, блоки, весь, какой у нас есть, бетон — это вы натаскали. И еще много, так много должны нам доставить!
— Я-то орсовские баржи таскаю, — напомнил Кирилл. — Потому и разгружать нас не спешат — на причале всего один кран… Вот опять во Временном не меньше недели проторчим — это уж как пить дать!