Итак, логика в первом значении — понятие универсальное. От нее нельзя отмахнуться как от неких спорных идей Аристотеля. Это система отношений (красиво сформулированная Аристотелем и другими), применимая к любой области знаний и любому обмену суждениями. Логику в этом значении используют даже народности, привыкшие изъясняться преимущественно визуальными категориями; богословы–диалектики либо считают, что их формально противоречивые убеждения все равно логически непротиворечивы, либо они говорят абсурд. Именно поэтому человек, верящий в богочеловечность Христа, берет на себя труд изъяснить эту истину таким образом, чтобы его объяснение, не будучи исчерпывающим, по крайней мере не было абсурдным. Необходимым фундаментом всякого целостного знания и всякого рационального общения является простая логика в первом значении. Базовые «законы» логики, такие как закон непротиворечивости и закон исключенного третьего, являются всеобщими.
Теперь можно приступить к обзору различных логических ошибок. При описании той или иной логической ошибки я упоминаю другие виды ошибок, но основное внимание уделяется именно логическим ошибкам. Некоторые подразделы на самом деле рассматривают одну и ту же логическую ошибку, но поскольку в разных случаях она по–разному искажает толкование, то я иногда даю одной ошибке разные названия.
Избранные логические ошибки
1. Ошибочная дизъюнкция: неправильное использование закона исключенного третьего
Мы уже говорили о семантической дизъюнкции (глава 1, ошибка 11), но ошибочная дизъюнкция — то есть требование выбрать только один вариант там, где допустимы несколько взаимодополняющих значений, — весьма распространенное явление, которое препятствует взвешенной и объективной экзегезе. Например, Джон Д. Грассмик, перечисляя различные методы толкования, упоминает прием, который он называет «аллегорическим методом»[131]; в качестве иллюстрации он приводит толкование Леона Морриса, который считает, что 144 000 человек из Откр. 7, символизируют церковь[132]. Перечислив остальные методы, Грассмик пишет о методе, который считает наиболее приемлемым, — об «историко–грамматическом и контекстуальном подходе к толкованию»[133]. Помимо того, что Грассмик приклеивает неудачный ярлык к методу Морриса, он также делает вид, что подход Морриса и его собственный подход исключают друг друга. Но в действительности (независимо от того, согласны мы с выводом о церкви или нет) все этапы метода Морриса можно смело отнести к историко–грамматическому методу. Число 144 000 в апокалиптическом произведении можно расценивать как умышленный символ, поскольку все согласны с тем, что в апокалиптической литературе числа часто имеют символическое значение. Моррис, вероятно, хотел показать, что 12 000 от каждого из двенадцати колен в Откр. 7 являются символом, который герменевтически не отличается от символов, которые Грассмик находит в других текстах. Мы можем считать предложенное Моррисом обоснование данного символизма правомерным или неправомерным; но ошибка Грассмика заключается в том, что он неверно описал метод Морриса, неоправданно противопоставив некоторые методы из своего списка.
Рассмотрим вывод Хайнца Иоахима Хельда, сделанный им при сопоставлении описания чудес у Матфея и Марка. Он отмечает, что в тех случаях, когда Матфей следует Марку, он описывает само чудо более кратко, но дает ему более пространные богословские пояснения. Из этого наблюдения Хельд делает вывод: «Важен не сам факт чуда, а истина, которую это чудо выражает»[134]. Обратите внимание на предлагаемую дизъюнкцию: или само чудо, или его богословское значение. В таком случае возникает вопрос: разве для кого–то из евангелистов чудеса были важны сами по себе? Если же Матфей лишь по–своему расставляет акценты, зачем писать так, будто факт чуда и значение чуда несовместимы?
131
John D. Grassmick,
134
G. Bornkamm, G. Barth, and Η. J. Held,