— Чего я тут не могу понять — как получилось, что у нее по всему телу разная степень ожогов? — Он осторожно сделал шаг вперед. — Кожа на ее торсе, руках и бедрах пошла пузырями и растрескалась. Можно сказать, что обнаженная плоть просто запеклась, как видите. — Он кивком подозвал Хантера. — Но голени, ступни и кисти рук сгорели до хруста. Большая часть просто обуглилась. И ради бога, что случилось с ее лицом? Словно эти части тела подверглись жару совсем другой интенсивности.
— Так и было, — признал Бриндл. — Как я говорил раньше, эта штука, включенная на полную мощность, полыхает подобно лесному пожару. — Он показал на камин. — Она была всего в футе от него. Я уверен, что убийца контролировал уровень пламени, пытая ее, но из-за сидячего положения на стуле голени и руки были примерно на фут ближе к огню, чем остальное тело. Дополнительная близость к огню означала, что жар повышался на два-три градуса по Цельсию. Учитывая примерное время, в течение которого она подергалась воздействию такого жара, те части тела, которые были ближе к огню, пострадали куда серьезнее, как вы сами видите. Далее, что касается ее лица… — Он нерешительно покачал головой. — Я видел довольно много жертв пожаров, но ничего подобного встречать мне не доводилось. Кожа на ее лице просто расплавилась и оплыла, как свеча.
— Мог ли киллер использовать какой-то ускоритель процесса горения? — спросил Хантер.
— С моей точки зрения, это единственное объяснение, — признал Бриндл.
— Что-то вроде масла для жарки?
— Масла для жарки? — недоверчиво повторил Гарсия. — Вы думаете, что киллер смазал ей лицо маслом, придвинул к огню и смотрел, как она шипит и пузырится?
Бриндл поднял голову и пожал плечами, будто говоря «кто знает».
— Для надежности вы должны подождать результатов вскрытия и анализов. Что поспособствовало, чтобы кожа на лице сгорела именно таким образом, создав впечатление, будто она расплавилась. Огонь и жар сами по себе не могли бы это сделать.
— Почему? — спросил Гарсия.
— Кожа не может плавиться, — сказал Хантер, наклоняясь и вглядываясь в лицо жертвы.
— Это верно, — подтвердил Бриндл. — Я не хочу грузить вас научными терминами, но это и биологически, и физически невозможно. Она будет гореть и обугливаться, но не плавиться. — Он помолчал и потер левый глаз тыльной стороной руки. — Мы обыскали весь дом, Роберт. Это вся кровь, что мы нашли. — Он показал на небольшую лужицу под стулом. — Если это был тот же самый убийца, который несколько дней назад расправился со священником, то на этот раз ритуала не было. А если и был, он не включал кровь в себя. Словно действовал совершенно другой убийца. У него полностью изменился modus operandi.
Хантер кивнул, но счел бессмысленным рассказывать Бриндлу то, что они обнаружили в дневнике отца Фабиана.
— Как насчет отпечатков?
— Пока еще их нет. Всего несколько волокон, нитей, но в этом доме они могли появиться откуда угодно. — Бриндл пожал плечами. — Здесь почти везде ковры, гобелены, портьеры.
Хантер прошелся по комнате, рассматривая мебель в поисках чего-то необычного, но ничего не нашел.
— Кто еще видел номер на ее спине?
— Только люди в этой комнате, — уверенно ответил Бриндл. — Два детектива из Малибу решили подождать снаружи, пока мы разрежем ее путы. Они не присматривались.
— И им не объясняли причину, по которой мы здесь оказались?
— Нет. Я сказал им, что череп, найденный в огне, и есть причина, по которой я хотел, чтобы вы приняли участие в этом деле.
— Вот этой линии и будем держаться, — сказал Хантер, направляясь к дверям. — Вы нашли ее одежду и сумку?
— Пока нет, но не удивлюсь, если выяснится, что убийца забрал их с собой.
45
Хантер закрыл за собой дверь квартиры, лег и закрыл глаза. Головная боль, которая началась в доме на Малибу, усилилась по пути домой. Сейчас он чувствовал, словно в голове его угнездилась крыса, которая колотится и пытается выбраться наружу через глаза.
Омерзительный запах сгоревшей плоти пробился сквозь комбинезон и пропитал одежду. Горький привкус был так силен, что утвердился даже в желудке, от него щипало в глазах и он постоянно кашлял. Ему нужно было принять душ — и срочно.
Хантер быстро разделся. Он схватил на кухне черный бак для мусора и запихал туда одежду, понимая, что, сколько бы он ни стирал ее, сколько стирального порошка ни извел бы, он никогда полностью не избавится от этого запаха.
В ванной он открыл такую горячую воду, что едва мог терпеть ее, и привалился к белым изразцам, позволив воде литься на голову, плечи и спину. Когда наконец он закрыл воду, его кожа обрела темно-розовый цвет, а кончики пальцев стали мягкими и сморщенными. Он почти полностью извел кусок мыла, но запах по-прежнему чувствовался. Он знал, что запах шел не от кожи. Он пропитал волосы, проник в нос, и, сколько ни стой под душем, избавиться от него не получалось. Со временем ему придется принять единственное решение — не обращать на него внимания.
Первые две порции он пропустил по пищеводу одним глотком. В третьей, двойной, плавал кубик льда, и он медленно выпил ее.
Было уже поздно, но Хантер знал, что уснуть ему не удастся. Он походил по комнате, остановился у окна гостиной и постоял, глядя на пустынную улицу. Голова его была полна мыслей, но ничто не имело значения.
Скотч вроде должен был сделать свое дело, когда запах сгоревшей плоти усилился, но Хантер все еще чувствовал себя так, словно в голове тикала бомба с часовым механизмом. Таблетки от головной боли никогда не помогали ему, так что он отбросил эту мысль. Но пилюли напомнили ему кое о чем другом, и пульс его участился — Моника, девушка, которая раньше появилась в участке.
За все эти годы он видел вдоволь сумасшедших и шарлатанов; все они уверяли, что могут помочь полиции найти чье-то тело или поймать неуловимого убийцу, но интуиция подсказывала Хантеру — на этот раз он столкнулся с чем-то иным.
В Монике было нечто, отличавшее ее от других. Хантер видел в ее глазах убежденность, которую никогда раньше не наблюдал у других так называемых ясновидящих. Она не стремилась ни к широкой известности, ни к вниманию. На самом деле она выглядела испуганной, словно разговор с полицией может выдать ее кому-то или чему-то, от чего она убегала.
Хантер глубоко вздохнул и запустил руки в мокрые волосы. Ее слова по-прежнему звучали у него в ушах. «Хелен… это не было твоей ошибкой».
— Откуда она могла знать? — вслух сказал он.
Он чувствовал, как его грызет то же самое старое чувство вины. Одним большим глотком он покончил с остатками скотча. Спирт обжег горло, и вот тогда-то он вспомнил последнее, что она сказала ему.
«Он знал обо огне. Он знал, что пугало ее».
46
Хантер стоял прислонясь к своей машине на пустой стоянке управления полиции. Руки он глубоко засунул в карманы куртки. День был ясный, но по стандартам Лос-Анджелеса холодный. Чашка безвкусного кофе из автомата, купленная на заправке, стояла на капоте его старого «бьюика». Было десять минут восьмого утра. Доктор Уинстон позвонил им примерно полчаса назад и сказал, что уже закончил вскрытие нового тела.
Хантеру пришлось ждать не больше пяти минут, когда подрулил Гарсия и встал рядом с ним. Когда он вылез из своей «хонды-сивик», Хантер обратил внимание на его красные глаза и осунувшееся лицо.
— Чувствую, я не единственный, кто не спал этой ночью, — заметил Хантер, берясь за свой кофе.
Гарсия медленно склонил голову.
— Ну, прошлым вечером я и отколол номер с Энн.
— Что ты имеешь в виду?
— Вчера я позвонил Энн и сказал, что буду дома поздно, но она решила дождаться меня, чтобы мы вместе поели.
— Это прекрасно. — Хантер сделал глоток кофе и скорчил кислую физиономию.
— Когда я возвратился домой, Энн была на кухне. — Гарсия застегнул свой плащ. — Как только она услышала, что я пришел, бросила два стейка на сковородку. Шипение вместе с запахом жареного мяса обрушились на меня, как тонна кирпичей. Я блеванул прямо на пол кухни.