Но больше всего сбивает с толку и вводит в заблуждение вопрос, касающийся проблемы предсказания в науке. Насколько и до какой степени наука может предсказать поведение отдельного индивида? Первин в качестве примера неадекватности экзистенциального подхода приводит тот факт, что в том виде, в котором он задуман как воспринимающий индивида свободным и уникальным, он делает поведение индивида незаконным и непредсказуемым. Но "предсказуемое" – достаточно двусмысленный термин. И "законное" и "предсказуемое" не должно отождествляться. В психотерапии мы видим, что поведение невротической личности может быть предсказано достаточно жестко; это потому, что поведение такой личности – продукт обусловленности стереотипами и влечениями. Но. хотя здоровая личность "предсказуема" в том смысле, что ее поведение целостно и совершаемые поступки зависят от характера, она всегда демонстрирует новые аспекты в своем поведении. Ее активности свежи, спонтанны, интересны, и в этом смысле ее поведение противостоит невротику с его предсказуемостью. В этом сущность творчества. И опять же очень хорошо это изложил Маслоу: "Только гибкая творческая личность может действительно управлять будущим, только тот, кто может смотреть в лицо всему новому с уверенностью и без страха. Я убежден, что большая часть того, что мы сейчас называем психологией, является изучением трюков, которые мы используем для того, чтобы избежать тревоги перед абсолютно новым посредством того, что создаем веру в то, что будущее таково же, как и прошлое".
Я бы не хотел предлагать здесь решение этих проблем, на самом деле я нигде не смог бы их предложить. Я только хочу указать на то, что необходимо сделать известным наш взгляд на науку. Идеографическая психология Олпорта – это очень важный шаг; работы Роджерса – другой пример важной тенденции в развитии науки, не ограниченной старыми предположениями. Заинтересованность новой глубиной не ограничивается только так называемым экзистенциальным крылом в психологии. На симпозиуме, непосредственно предшествовавшем тому, на котором были первоначально прочитаны работы, составляющие эту книгу, Ричард Дана обсуждал ситуацию с обучением студентов психологии.
"Я подозреваю, обычным, характерным результатом 4-5 лет обучения стала осторожность – не глубина и широта эрудиции и возможность обобщать, – но явная осторожность. Под строгими условиями контроля скрывается разновидность выученной приверженности ограничивать выводы из полученных данных. Осторожность, несомненно, нужна в диагностическом тестировании или лечении людей, но одна только осторожность душит и ослепляет иных людей, даже профессионалов... Мы обладаем методологической фальсификацией; нам недостает серьезных концепций и, может быть, уменьшения профессионального потенциала для поколения теорий, озабоченных исключительно наукой. Чтобы быть уверенными, мы должны быть учеными, но сначала мы должны быть разумными людьми".
Позиция экзистенциальной психологии, на мой взгляд, не является совсем уж антинаучной. Но она настаивает на том, что будет смешно, если посвящение себя точной методологии ослепит нас при понимании человеческого бытия. Хелен Саргент выразила настроение многих в своем замечании: "Наука предлагает больше укрытий, чем выпускникам разрешено пользоваться".
Эдриан ван Каам очень удачно продемонстрировал, насколько феноменологический и экзистенциальный подходы важны даже для экспериментальной психологии, на обсуждении работ Линшотена:
"Дж.Линшотен, директор психологической лаборатории в Утрехтском университете, прояснил отношения между экзистенциальной феноменологией и экзистенциальной психологией. Он пояснил, что точность и адекватность экспериментального исследования требует феноменологического изучения сущностных характеристик феномена, и он определил феноменологический анализ как необходимую предпосылку для большей точности в экспериментировании. Он доказал, что феноменологический анализ, который показывает сущностные характеристики и сущностную структуру феномена, над которой и нужно экспериментировать, обладает логическим приоритетом для эксперимента как такового. Далее, использование феноменологического метода для того, чтобы добиваться более высокой точности в экспериментировании, не означает изменений в экспериментальной технике как таковой. Необходимость феноменологического анализа ситуации, по Линшотену, основывается на том факте, что нет такого феномена, действия или эксперимента, которые бы не были бы связаны с ситуацией. Во-вторых, нет такой ситуации, которая бы эксплицитно или имплицитно не подразумевала присутствия человеческой личности. Наконец, невозможно удалить влияние человека на ситуацию. Он также заставил нас осознать тот факт, что результаты, полученные в ситуации А, не могут быть объявлены валидными в ситуации В, пока с помощью феноменологического анализа не будет доказана структурная схожесть ситуаций А и В".