На мой взгляд, существует значительное несоответствие между важностью смерти для ребенка и вниманием, уделяемым смерти в науках о детском развитии. Относящаяся к данной теме литература скудна и, по сравнению с обширными источниками по другим аспектам детского развития, в лучшем случае поверхностна. Особенно мало эмпирических исследований детских концепций смерти; психоаналитически ориентированные клиницисты эпизодически пытались заниматься этим вопросом, но, как мы увидим, у них была предубежденность, зачастую идущая в ущерб точности наблюдений. Кроме того, немалая часть относящегося к делу материала содержится в давних публикациях, зачастую обнаруживаемых вне основного русла литературы по детскому развитию и детской психиатрии. Многим мы обязаны Сильвии Энтони, в монографии которой «Открытие смерти в детстве и позднее», дан прекрасный обзор и анализ литературы, содержащей факты исследований и наблюдений.
Собственная клиническая работа, а также изучение работ других исследователей привели меня к ряду выводов:
Всякий раз при достаточно тщательном подходе к изучению вопроса исследователи обнаруживают, что детей чрезвычайно занимает тема смерти. Беспокойство детей о смерти носит всепроникающий характер и оказывает далеко идущее воздействие на их переживания. Для них смерть – великая загадка, а преодоление страхов беспомощности и уничтожения – одна из основных задач развития; что же касается половых проблем, то они вторичны и производны.
Дети глубоко озабочены смертью, и эта озабоченность возникает в более раннем возрасте, чем принято думать.
Осознание смерти детьми и используемые ими способы справляться со страхом смерти различны в разном возрасте и проходят через определенную закономерную последовательность этапов.
Адаптационные стратегии детей неизменно базируются на отрицании; можно предполагать, что мы не растем – вероятно, не можем расти – в непосредственном контакте с фактами жизни и смерти.
Всепроникающий характер озабоченности смертью у детей
P»Фрейд верил, что дети полностью поглощены безмолвным исследованием сексуальности, вопросом «Откуда?» и что это главным образом и создает пропасть между ребенком и взрослым. Однако имеются многочисленные свидетельства, что вопрос «Куда?» также очень активно занимает нас, пока мы дети, и продолжает звучать у нас в ушах на протяжении всей жизни; мы можем прямо задаваться им, бояться его, игнорировать, вытеснять, но не можем от него освободиться.
Мало кого из родителей или воспитателей маленьких детей не заставали врасплох внезапные, неожиданные вопросы ребенка о смерти. Однажды, когда мы с моим пятилетним сыном молча прогуливались по пляжу, он внезапно поднял взгляд на меня и сказал: «Понимаешь, оба моих дедушки умерли до того, как я успел с ними встретиться». Похоже, это заявление было «вершиной айсберга». Явно он долго размышлял об этом внутри себя. Я спросил его, как мог мягко, насколько часто он думает о подобных вещах, о смерти, и его ответ, произнесенный непривычно взрослым тоном, ошеломил меня: «Я никогда не перестаю думать об этом».
В другой раз он простодушно прокомментировал отъезд брата в колледж: «Теперь мы остаемся дома только втроем: ты, я и мама. Интересно, кто из нас умрет первым?»
Девочка четырех с половиной лет внезапно сказала своему отцу: «Каждый день я боюсь умереть; мне хотелось бы никогда не вырастать, чтобы никогда не умирать». Другая девочка в три с половиной года попросила положить ей на голову камень, чтобы она перестала расти и не могла состариться и умереть. Четырехлетняя девочка рыдала целые сутки после того, как узнала, что все живые существа умирают. Мать смогла ее успокоить лишь единственным способом – молчаливым подтверждением, что она, ее малышка, никогда не умрет. Другая четырехлетняя девочка через несколько дней после смерти бабушки со стороны отца, войдя дома на кухню, увидела на столе мертвого гуся с окровавленной головой, неподвижно висевшей на длинной шее. Ребенок, слышавший о смерти бабушки, но никак особенно на это известие не прореагировавший, мгновение тревожно смотрел на гуся и затем спросил у матери: «Это и есть то, что вы называете 'мертвый'?»
Эрик Эриксон рассказывает о четырехлетнем мальчике, у которого умерла бабушка и с которым ночью, после того как он увидел ее в гробу, случился эпилептоидный припадок. Месяц спустя этот ребенок нашел мертвого крота, задал вопрос о смерти, и затем у него снова были судороги. Еще через два месяца последовал третий припадок – после того, как он случайно раздавил бабочку в руке.
Бесхитростные детские вопросы могут вызывать у нас немалую растерянность. Маленький ребенок спрашивает прямо: «Когда ты должен умереть?», «Сколько тебе лет?». «Во сколько лет люди умирают?» Ребенок заявляет: «Я хочу дожить до тысячи лет. Я хочу жить столько, чтобы стать самым старым человеком на земле». Это мысли простодушного возраста, которым может дать стимул смерть – дедушки или бабушки, животного, иногда даже цветка или листа; но нередко они появляются без всяких внешних поводов, когда ребенок просто высказывает то, над чем он долго безмолвно размышлял. Позже, когда дети научаются видеть «новое платье короля», они также научаются не слишком беспокоиться о смерти.
Энтони, предложив девяносто восьми детям тест на окончание рассказов, смогла объективно оценить озабоченность детей вопросами смерти. Предъявлялись рассказы с открытым финалом, не содержавшие явных упоминаний о смерти. (Примеры: «Когда мальчик вечером лег спать, о чем он думал?» или «Мальчик пришел в школу. Но на перемене он не играл с другими детьми, а стоял один в уголке. Почему?») Завершение рассказов детьми свидетельствовало о том, что вопросы смерти и уничтожения серьезно занимают их. Примерно у половины детей в окончаниях рассказов присутствовали смерть, похороны, убийства или привидения. Если учесть также ответы с несомненно подразумеваемой смертью («Его задавила машина», «Она потеряла одного из своих детей»), то доля упоминаний смерти возрастет до 60 процентов. Например, на вопрос «О чем думал мальчик, когда он лег спать?» дети отвечали так: «О том, что кто-то войдет в комнату и убьет его», или «О Белоснежке. Я не видел ее, но я видел в книге сказок картинку, где она изображена мертвой», или «О том, что кто-то входит в его дом, тогда его отец умрет, и он умрет тоже». В одном рассказе речь шла о волшебнице, которая спрашивает ребенка, чего он хочет: вырасти и стать взрослым или надолго, возможно, навсегда, остаться маленьким. В противоположность распространенному убеждению, что ребенок стремится скорее вырасти, стать сильным и умелым, свыше 35 процентов детей в своих окончаниях этой истории пожелали остаться маленькими, потому что для них старение было связано со смертью.
Концепция смерти: стадии развития
Приведя эти многочисленные свидетельства озабоченности детей темой смерти, я обращусь теперь к онтогенезу концепции смерти. Многие исследователи отмечали, что мысли и страхи детей, связанные со смертью, так же как и способы обращения с этими страхами, соответствуют определенным стадиям развития.
Почему нам трудно выяснить, что именно знает ребенок о смерти
Очень многое мешает нам определить, что именно знают о смерти очень маленькие дети, и это порождает массу противоречий и разночтений в специальной литературе.
Недостаточное развитие речи и абстрактного мышления. Дефицит речевых навыков у очень маленьких детей является труднопреодолимым барьером в понимании их внутреннего мира взрослыми. Профессионалам остается строить гипотезы, порой на основе весьма произвольных допущений о том, что знает и чего не знает ребенок. Другой фактор – показанная сторонниками психологии развития, прежде всего Жаном Пиаже, слабость функции абстрактного мышления очень маленьких детей. В десять лет ребенок находится еще на стадии конкретных мыслительных операций и лишь начинает по-настоящему осознавать «потенциальное», или «возможное». И поскольку смерть, собственная смерть, бытие и небытие, сознание, смертность, вечность, будущее являются абстрактными понятиями, то многие психологи развития полагают, что у маленьких детей отсутствует четкая концепция смерти.