Только бы этот посол действительно не оказался манерным красавцем. Хотя — демон столько видел чиновников этого мира… К тридцати годам каждый относительно благородный мужчина начинает растить брюшко и терять зубы. Интересно, это у всех людей так? И Вениамин тоже растолстеет? Тогда ему придётся терпеть насмешки. Пусть его гордый друг сколько угодно не любит, когда над ним смеются — Вен с пузом однозначно будет смешным.
Елиньяна некоторое время молчала, потом ответила тоскливо:
— Царевна мне не просто повелительница, а ещё друг. И она попросила меня помочь. Помочь не ей. Она думает о государстве.
— Вот и вышла бы замуж сама, — пожал плечами демон.
— За посла? — едко спросила Елиньяна, как будто этот вопрос сам по себе был смешным и нелепым.
— Ну за главу посольства. Или их принца там какого-нибудь.
— Она — будущая царица. И не будет отдавать Аван в руки иностранцам, — презрительно ответила девушка.
— То есть, она не выйдет замуж? — уточнил Кархагор.
— Выйдет. За аванца. Из него царь подготовит себе смену.
— Да? Ну-ну. Люди мало живут. Царь может не успеть. Твоей хозяйке давно стоило поторопиться.
Елиньяна промолчала. Демон попал в точку — но он и не стрелял наугад. Среди сплетен, которые ему приносили многочисленные аванские подружки, были и пересуды о царевне. О том, что ей давно пора замуж, и царь её балует, поторопить бы…
— Она не торопится выходить замуж сама — а ты должна. А вот снимут твоего посла или направят в другую страну — будешь среди чужаков. Одинокая. Вспомни, как относятся к тем, кто отличается? А, девочка? И все эти твои исследования? Ты не будешь без них скучать?
— Без них? — явно малышка поражена. Она что, не думала, что обычные мужья запрещают жёнам подобные занятия? Вот это удача!
— Неужели ты думаешь, что замужем тебе разрешат работу в лаборатории? — Кархагор усмехнулся. — Ты — сама наивность, куколка. — Ваши человеческие мужчины заставляют женщин заниматься хозяйством и сплетнями, а не науками и колдовством. Почему, по твоему, нет ни одной замужней женщины в Коллегии?
Так, лобик хмурит. Мысль пошла. Правильно, вспомни-вспомни.
— Они сами захотели!.. — с деланной уверенностью.
— Все? А ты одна такая уникальная?
Молчит. Сжимает губки. Злится. Ладно, что дальше?
А дальше — она схватила нож со стола и яростно воткнула его в пол рядом с контуром.
— Ты всё испортил!
Яростный, злой возглас. Царапина прорезала линии, и демон сжался от внезапной резкой боли. Зараза, что ты делаешь-то? Он подтянул колени к груди, закрылся крыльями и спрятал голову. Не хотелось показывать, как ему плохо. В груди словно засел раскалённый стальной прут, он жёг кожу, мышцы, прошивал внутренности. И никуда не деться — она не просто нарисовала разрыв, она процарапала его. Теперь в этой гептаграмме просто так боль не унять.
Демон пытался заглушить чувства, закрыть нервные окончания. Слишком ограничена энергия в контуре-ловушке. Кажется, он заметно дрожит. Девчонка что-то яростно говорит — но не до этого — совершенно! Больно…
Кажется, он всё-таки застонал. Никакие экзорцистские штучки Вениамина не давали такой боли. Даже наполовину такой.
И боль не кончалась.
— Эй, демон! Демон, ты чего? Так сильно…
Сквозь туман боли. Слабые, осторожные прикосновения — его развернули. Лёгкие, нежные руки. Почти незаметны из-за боли. Ласковые, но ведь это они… они причиняют страдания.
Свет в глаза. И испуганный вскрик.
Прикосновения исчезли, оставив только боль. Она всколыхнулась, скручиваясь и пульсируя. Потом успокоилась, снова зажглась ровным пламенем в груди. Над ухом женский голос что-то испуганно бормотал.
Лёгкое прикосновение.
— Эй, демон!
Он даже не шевелится. Неохота. Тяжело.
— Эй! Ты живой?
Беспокойство? Ну-ну. Дёргает за крыло, толкает в спину. Живой? Наверное. А ты чего хотела?
— Прости. Извини меня, я просто… вспылила.
Ах, вот как? Вспылила она. Ну подожди, девочка. Только попадёшься в мои руки… Как же больно…
К тому времени, как подошёл мастер Даленрин, ждать уже надоело.
Вениамин достал травы и кинжал, на которых всё ещё оставались отпечатки ауры, и стал объяснять заклинателю, что он хочет. К ним подошёл Вейрин и стал слушать. Внутри себя экзорцист посмеялся — пусть попробует что-нибудь понять.