Пастор, сама любезность и внимание, улыбнулся одними губами. Умеют же люди улыбаться так, что кровь в жилах стынет. Один человек умеет точно.
- Я вам верю, мисс. Раз уж леди ваших лет оказалась в такой час за пределами пансиона, в церкви, а не в кровати, окружённой, как в детской песне, ангелами, значит проблема и правда есть.
Он аккуратно поставил склянку на стол и, взяв подсвечник, подошёл ко мне. Я ощутила запах чернил и лимона, идущий от его одежды.
- Расскажите мне, в чём ваша беда, и я отведу вас обратно в пансион. Если нам повезёт, нас никто не заметит, и обойдётся без скандала. Выбрались же вы как-то незаметно оттуда среди ночи, значит, знаете безопасную лазейку.
Ощущая, что из-под ресниц вот-вот брызнут слёзы отчаяния, я подняла голову и, встретившись с прозрачными глазами, которые в свете свеч выглядели не такими уж и холодными, выдохнула:
- Мне очень нужна помощь. А ещё больше она нужна моему другу.
В этот момент из-за двери послышался протяжный, низкий стон. Я внутренне сжалась и похолодела: этот стон был так похож на те, что я уже слышала в своём сне. Тот же утробный, горловой звук, то ли стон, то ли рык, который не мог принадлежать ни животному, ни человеку. Пастор бросился вперёд, и от быстрого рывка свечи в его руке едва не потухли. Я побежала за ним. Миновав ряды обитых красной тканью скамей, пастор отворил дверь и впустил в церковь сырость дождя и новый утробный рык. Я вцепилась в дерево двери, пастор вышел на ступени и осветил лицо Ника. Даже в тёплом мареве свечей было заметно, что оно приобрело синеватый отлив, Ник беспокойно кусал губы, его пальцы скользили по камню ступеней, словно хотели впиться в холодный камень.
- Вы даже не представляете, как сильно ему нужна помощь, мисс Фаулер. Возьмите подсвечник.
Я схватила подсвечник дрожащей рукой и открыла пошире дверь. Пастор поднял Ника с каменных ступеней и занёс в церковь. Я затворила за ними дверь, пастор шёл вперёд, не дожидаясь, пока я обгоню его и освещу путь. Он шёл так быстро, что я едва поспевала, удивляясь, сколько же в нём силы. Пусть Ник и худой, как ходячее пособие по анатомии, но всё же тащить его наверняка непросто.
Остановившись у алтаря, преподобный положил Ника на пол церкви. В этот момент Ник глубоко и медленно задышал, каждый выдох сопровождался тихим горловым звуком, и всё тело его словно бы сводила сильная, мучительная судорога. Веки его были закрыты, тёмные волосы упали на лицо.
- Времени очень мало, мисс Фаулер. Понимаю, что присутствовать при подобном вам нельзя, но вы и так увидели больше, чем нужно. Мне нужна ваша помощь. Наполните оставшиеся две бутылочки святой водой и принесите мне большую книгу в чёрной обложке. Она лежит в моём кофре.
Пастор встал на одно колено и, положив одну руку на лоб Нику, принялся вполголоса молиться. Эхо отражало его спокойный, ровный голос, но ничего общего с тем многоголосым хором пронзительных голосов из моего сна эти звуки не имели. Они были спокойными, умиротворяющими, неслись ввысь, к самому куполу.
Несмотря на то, что руки мои тряслись, я аккуратно наполнила бутылочки водой из большого чана, не пролив ни капли. Кофр стоял около стола. Я понимала, что копаться в чужих вещах низко и неприлично, но выбора не было, тем более, пастор Нокс сам мне разрешил это сделать. Опустив руку в тёмное нутро, я нащупала кожаную обложку.
Взяв в руки несколько бутылочек и книгу, я подошла к пастору, ожидая, пока он закончит молитву.
- Спасибо, мисс Фаулер. А теперь вам было бы лучше уйти, однако я не могу отпустить вас без провожатого. К тому же, всю освященную соль я сегодня уже истратил и не могу заключить вас в охранный круг. Вы должны встать за моей спиной и не выходить оттуда, что бы не происходило перед вашими глазами, - пастор Нокс опустил взгляд на лежащего перед ним на полу Ника. – То, что вы увидите, может нанести большой ущерб вашему здоровью, но выбора у меня нет.
Я никогда не считала себя особенно изнеженной, а вот в своём душевном здоровье уже и сама стала сомневаться. Поэтому я лишь кивнула, хотя какая-то часть меня отчаянно вопила, чтобы я, подобрав юбки, стремглав убежала в пансион. Там бы уж и без всяких таинственных коридоров сумела бы добраться до своей комнаты.
Помолчав, пастор Нокс добавил:
- И ни в коем случае не разговаривайте с ним.
Едва он закончил фразу, Ник выгнулся и зарычал. В этом звуке можно было различить много голосов: тонкие женские, низкие мужские, дребезжащие старческие и пронзительные детские. Я встала за спину пастора Нокса, примерно в десяти футах от него. Я понимала, что должна молиться, но слова молитвы вылетели из головы. Я смотрела на лицо Ника, которое мне было хорошо видно из-за широкой спины преподобного, и молча кусала губы. Перевести взгляд куда-то ещё у меня просто не было сил.