- Я слышала об этом… Об одержимости. Но Ник, мы ведь живём в девятнадцатом веке, это ведь не Средневековье… Сегодня всё это называется болезнями рассудка. Людей с такими расстройствами увозят в дома скорби и лечат. Иногда даже успешно.
- Ты хочешь сказать, я это придумал? Или что я сумасшедший? Ты же сама всё видела. Ты ведь видела, как всё было на самом деле? И я это видел не раз. Со стороны выглядит это всё просто отвратительно, боюсь представить, что пришлось пережить тебе. Поверь, я скрываюсь здесь от людей ради их же безопасности. И не я выбрал такую жизнь. Мне бы и самому хотелось жить по-другому, и у меня была такая возможность. Но мой демон просто не позволит мне жить как обычный человек.
Не знаю, как ему удалось закричать почти шёпотом, но он это сделал. Ник посмотрел на меня укоризненно, наверное, именно таким взглядом глядели на Фому остальные одиннадцать апостолов после того, как он проинспектировал раны Спасителя. Впрочем, у Фомы были все резоны сомневаться, а вот у меня нет: я видела, во что превратился Ник, чем он стал.
- Значит, ты скрываешься ото всех в пансионе из-за своей болезни?
- Мне бы хотелось, чтобы это было болезнью, - голос Ника дрогнул, но на лице не отразилось ни одной эмоции, - болезни хотя бы лечатся. Ну или есть возможность замедлить их развитие, против них есть лекарства, их изучают врачи и учёные. А я сомневаюсь, что меня можно вылечить. Это существо будет со мной до конца моих дней.
Мне очень хотелось подбодрить Ника, сказать, что медицина движется семимильными шагами, что после принятия Анатомического акта врачи научились лечить многие болезни, которые ранее казались настоящим Божьим бичом. Я читала об этом в лондонских газетах. Но, снова вспомнив многоголосый хор из его уст, паучьи пальцы и тьму, что поселилась вместо зелёных глаз, я осознала, что это никак не может быть физической болезнью. Вообще быть болезнью не может. Это нечто иное, неведомое и жуткое, древнее, как само мироздание. А не почечуй или лепра.
Увидев, что я вконец сникла и погрустнела, Ник решил сменить тему:
- Кстати, в библиотеке поменяли замок, ты больше не сможешь открыть дверь своим ключом. Я попытаюсь сделать копию нового, если удастся выкрасть его у сверчка, и подброшу в твой шкаф. Так что если услышишь ночью странные звуки, не пугайся.
Мысли, одна мрачнее другой, водили хоровод в моей голове, но я попыталась улыбнуться:
- Я сегодня уже приняла тебя за гигантскую мышь. Больше ты меня не проведёшь. Тем более, у тебя был риск получить словарём французского, если учесть его вес, тебе бы пришлось несладко.
- Если что, я тебя предупредил. А то ещё и тебя придётся в чувство приводить. Хотя мне кажется, что после одержимого меня тебя никакой мышью уже не напугать.
В воздухе повисла пауза. Я сидела на дне шкафа, Ник стоял тёмном коридоре, где много столетий назад бродили монахи в сутанах. Я кусала губы, чтобы с них не слетело лишней информации о субботней поездке. Отчего-то я была уверена, что для ушей Ника она окажется лишней. Его свеча почти догорела.
- Тебе пора уходить, Ник. Скоро сюда вернётся мисс Строу, она и так меня недолюбливает. А если она нас услышит... Возьми мою свечу.
Я передала свечу через небольшое оконце в древесине, и Ник погладил меня по пальцам. Этот жест был таким неожиданным, что я едва не выронила источник света.
- Я действительно очень надеюсь, что не испугал тебя. Что ты теперь не боишься меня. Ты просто не представляешь, как я боялся, что ты больше не захочешь меня видеть, что посчитаешь меня безумным или больным.
- Нет, Ник. Я тебя не боюсь. И не считаю сумасшедшим. Я знаю, что ты не тот, кого я видела в церкви. На самом деле ты такой, каким я вижу тебя сейчас.
Ник улыбнулся, но так грустно, что сердце сжалось.
- Иногда я и сам не уверен в том, что я такой, каким ты видишь меня сейчас. Есть моменты, когда мне кажется, что то, что живёт во мне – это и есть настоящий я. Спокойной ночи, Беатрис.
Я пожелала Нику доброй ночи и вернулась в постель, занавесив дыру в задней стенке шкафа платьями и поставив туда для верности ещё и шляпные коробки. Не думаю, что кому-то из учительниц придёт в голову рыться в моём гардеробе, благо, миссис Гловер подобного самоуправства у нас не допускает. Но лучше обезопасить себя со всех сторон, даже со стороны задней дверцы шкафа.
Я намеренно не рассказала Нику о своей субботней тайной поездке с пастором. Он мой друг, а от друзей секретов нет. Однако во мне зрела уверенность, что эта поездка связана с тем, что случилось в церкви той ночью. С тем, что случилось с Ником. И пока я не узнаю, зачем я еду, я не должна ему ничего говорить. Тем более, я не была уверена, что Ник понял, что именно произошло в ту ночь. Что именно я успокоила его демона, задвинула его назад и дала возможность выйти рассудку Ника вперёд. Наверняка он этого просто не помнит, он считает, что я просто случайно увидела обряд экзорцизма. Или нет?