Пастор Блекери с удивлением взглянул на мою спутницу, но вопросов не задавал. То ли решил, что она моя ученица, то ли, что ещё одна одержимая, и я взял её с собой, дабы заодно провести ещё один обряд, чего время-то терять. В его глазах я был птицей иного полёта, не просто рядовым пастором, а этакой церковной элитой – абы кто экзорцизмом не занимался, для этого нужны знания и силы, дарованные Господом. Правда, в моём случае на счёт последнего утверждения можно поспорить. Но даже явись я в тот день с толпой танцующих ирландцев, пастор и их бы принял безо всяких вопросов.
Едва мы зашли в стылое, гулкое помещение, и я открыл чемоданчик, чтобы достать необходимое, двери церкви снова открылись, впуская в пропахшую воском и ладаном обитель аромат стылого туманного дня и свежий воздух. На пороге стоял молодой мужчина, который бережно обнимал молодую женщину, бледную, еле стоящую на ногах. Она была хорошенькой: пышные рыжеватые пряди, выбившись из толстой косы, обрамляли веснушчатое личико, на крепкой фигуре ладно сидело платье из добротной ткани. Только вот в глазах, карих и заплаканных, царила обречённость и начавшая проявлять себя тёмная сторона. Мисс Броуд была действительно одержима. Её спутник, по-видимому, жених или брат, смотрел на неё с нежностью и страхом, то ли опасаясь за её самочувствие, то ли страшась того, что она являет собой в определённые моменты. Он попытался усадить её на скамью в переднем ряду, но ослабленное тело соскользнуло и осело на каменный пол, и я жестом попросил мужчину оставить мисс Броуд там. Всё равно рано или поздно ей суждено было бы оказаться на полу.
- Пожалуйста, оставьте нас с моей спутницей наедине с мисс Броуд, - мой голос отражался от каменных стен, и я сам поразился, как торжественно и сильно он звучит. Иногда я забываю, что я уже не маленький мальчик в грязной рубашке не по размеру, с обритой головой и шрамами на руках и спине. Эти шрамы до сих пор болят. Они посветлели, раны зарубцевались и остались лишь очертания от былых страшных повреждений, что предназначались не мне, но приносили страдание именно моему телу. Эти клейма в виде крестов часто саднят после того, как я выпускаю его вперёд себя. – Поверьте, я сделаю всё необходимое, что от меня требуется.
- Но вы даже не представляете, что с ней творится… Что она говорит, что она делает… Мне лучше остаться, вы не справитесь один.
- Это не первый мой обряд, - мягко возразил я. Экзорцизм никогда не был чем-то страшным для меня. Когда я был жертвой, я его не помнил, ведь мой разум затмевал он, мой демон. А когда я сам стал экзорцистом, то всегда мог соразмерить его силу с мощью тех, кого мне предстояло изгнать. Точнее, поглотить. Поэтому страха я не испытывал. Страх поднимал голову лишь во время вот таких разговоров с родственниками одержимых, лишь тогда, когда я встречался взглядом с их наполненными надеждой и болью глазами. Вот тогда всё моё существо сковывал страх. – Я постараюсь ей помочь. Сделаю всё, что в моих силах.
Темноволосый мужчина с жалостью и любовью посмотрел на лежащую в облаке юбок девушку, и, сжав кулаки, быстрым шагом вышел из дверей церкви. Пастор Блекери прошептал короткую молитву и, с опаской обойдя закатившую глаза девушку, чьё тело начало конвульсивно подёргиваться, почти выбежал их храма. Среди холодных, серых стен остались лишь я, Беатрис Фаулер, судорожно сжавшая ручки и с жалостью разглядывающая рыжеволосую девушку, и сама мисс Броуд. А ещё обитающая в ней тварь, которая начала просыпаться.
Время у меня ещё было.
- Мисс Фаулер, будьте добры встать возле алтаря. Мне нужно очертить соляной круг вокруг вас.
Девушка молча кивнула и двинулась в сторону алтаря. Я нарисовал круг из соли в нескольких дюймах от её юбок, особо разгуливать в круге ей и не нужно. Тонкая фигурка в синем платье, огромные ясные глаза, полные решимости – Беатрис Фаулер боялась, но виду не показывала. Как я и наказал, она взяла с собой молитвенник, и тонкие пальцы судорожно сжимали обложку. Только по её пальцам я понял, что она боится.
- Пастор Нокс, что я должна делать?
- Вы не должны выходить из соляного круга. Всё остальное я сделаю сам.
Я сглупил, взяв девушку с собой. Лучше было её оставить в карете, чтобы она не видела того ужаса, что будет твориться здесь. Вместо того, чтобы спокойно провести свободный от учёбы день, выйти на прогулку с подругами, выпить горячего шоколада в деревенской булочной, Беатрис будет смотреть, я как истязаю бедную Сьюзан Броуд, слушать её крики. Она не увидит главной сути происходящего, не узнает, насколько страшен на самом деле процесс. Она увидит лишь самый краешек той тьмы, что может царить в человеческом нутре, но даже этого ей видеть не стоит. Я никогда не сталкивался с современными юными леди, но сказывают, что их душевная организация крайне нежная и хрупкая.