Я встала из кресла и подошла к двери, мечтая как можно скорее оказаться за ней. Но едва я открыла её, чтобы ступить за порог и попрощаться, за моей спиной раздался голос:
- Мисс Фаулер…Беатрис…
Я обернулась и увидела миссис Гловер. Она стояла у окна, и ровный дневной свет обволакивал её хрупкую фигуру, подсвечивал волосы.
- Подумайте ещё раз. Это опасно.
На её лице была неподдельная забота и тревога. Она больше не отводила взгляд за окно, она смотрела прямо мне в глаза, разрываясь между желанием что-то сказать и сохранить какую-то страшную тайну. В этот момент мне стало жаль, что я не могу укрыться за её заботой, поддаться её желанию и уйти с намеченного пути. Но этот путь сам выбрал меня, я его не выбирала.
- Я уже всё решила. Спасибо за заботу, миссис Гловер.
Закрыв дверь, я услышала тяжёлый вздох, приглушённый старым деревом.
В воскресенье я впервые пошла на литургию, которую вёл пастор Нокс. Вопреки обыкновению, я заняла место на последнем ряду, чтобы, случились со мной какая-нибудь неприятность, например, сползёт чулок или демон решит выйти наружу и сказать несколько добрых слов этому миру и пастору Ноксу в частности, я бы могла как можно скорее покинуть храм.
Белые, украшенные резьбой, колонны нефа тянулись вверх, к сводам. Они росли из мозаичного пола, где перемежались коричневые и желтоватые квадраты, изображали странный геометрический узор. Утро выдалось ясным, солнечным, стены холлривской церкви были освещены яркими лучами, падавшими сквозь стёкла старинного витража, изображающего Саломею с блюдом, на котором покоилась голова Иоанна Крестителя. Золото её волос придавало плитам жёлтый оттенок, а кровь, залившая её руки и одежды, бросала красные искры на серый камень. Мне показалось, что алый всполох пробежал по щеке, когда пастор Нокс переставлял подсвечники, и я привычно потёрла лицо, как часто делала это во сне, и уставилась на белизну перчатки, словно краснота луча могла оставить на ней свой след. Ткань была девственно чистой, аки агнец, как и белый стихарь пастора Нокса. Стихарь не шёл ему, он был чуждым элементом, придававшим его и без того бледному лицу меловой оттенок. Пастор казался церковным призраком, только сильный голос придавал ему краски и жизнь. Я почти не слышала, что он говорит: гулкое эхо возносило голос вверх, разделяя конец фразы на многоголосие, но в нём не было опасности или злобы, только умиротворение и отчуждение.
Несколько пансионерок в первом ряду пустили слезу и принялись заламывать руки на самом душещипательном моменте проповеди: сегодня пастор коснулся истории Далилы и Самсона, и девичьи носики, многие из которых были покрыты начинающими бледнеть веснушками, дружно зашмыгали, хоть леди подобное вульгарное проявление чувств не пристало. Наш прежний пастор, преподобный Молден, не преминул бы отметить, что девы с нежными сердцами, полными сострадания, неминуемо попадут в райские кущи, но пастор Нокс на извержения девичьих чувств к обманутому Самсону не отреагировал никак. Он, словно механическая шкатулка, продолжал проповедовать, без отвлечений и отступлений. Он делал свою работу, размеренно и смиренно. Помощник пастора, видимо, недовольный, что тот вернулся к своим обязанностям и не позволил провести проповедь за себя, неумело играл на органе, путая педали и периодически фальшивя. Но даже это не могло испортить атмосферы того утра. Как только я поняла, что пастор не собирается сверкать чёрными глазницами, то позволила себе расслабиться.
Вопреки ожиданиям, со мной ничего не случилось. Я не стала говорить чужим голосом, пальцы имели прежнюю форму и слегка обгрызенные ногти. Ужасная привычка (даже не буду упоминать, что о ней думают настоящие леди), но в последнее время едва стоит мне впасть в задумчивость, так и хочется закусить губу и палец. И всё потому, что после того случая, когда Ник пробил дыру в стенке шкафа, больше я его не видела и очень тревожилась. Каждую ночь я прислушивалась к малейшим шорохам, так и засыпала настороженная, готовая подскочить навстречу гостеприимным дверцам шкафа, но тишина, нарушаемая лишь звуком моего дыхания, держалась до самого утра. Я боялась, что мой единственный друг забыл обо мне, или что жившее в нём существо стало брать над ним верх. Ведь не зря Ник скрывается от людей, видимо, ему не всегда удаётся сдерживать своего демона. Мне нужно каким-то образом связаться с ним или хотя бы напомнить о себе. Вдруг ему важно знать, что я его не забыла и жду известий?
Погружённая в мысли, я не сразу заметила, что служба закончилась. Лишь когда возле меня появился пастор Нокс, уже без стихаря, в обычном чёрном сюртуке с белым воротничком, я очнулась и поздоровалась.