Был обычный субботний вечер. Марджи заливисто визжала своим и без того неприятным голоском, зеваки дружно смеялись, и я, двенадцатилетний худенький мальчик, спрятавший рыжие завшивленные кудри под кепку, юрко, как мышка, шастал между ними. Моё внимание привлёк седовласый господин в чёрном сюртуке – он стоял спиной ко мне, сжав руки за спиной. Сюртук был явно сшит из дорогой ткани, ногти господина были чистые, руки – белые, с тонкой морщинистой кожей. Не работяга, деньги имеются. Я не преминул возможности познакомиться с его карманами, и лишь когда ощутил цепкие тонкие пальцы на запястье, понял, что лучше бы нарвался на очередного буйного пьяницу. Меня схватил местный викарий. Незаметно для всех, сжав моё запястье ещё сильнее, он вывел меня из толпы и потащил в сторону церкви. Лучше бы меня избили и снова бросили в канаву, чем заставили слушать проповедь о том, что же кто-то там невидимый, сидя на облаках, думает о таких, как я, и какая страшная расплата ждёт таких вот нехороших мальчиков. Однажды жирный католический священник проклятую четверть часа обрисовывал мне красоты чистилища и пейзажи ада, прижав меня мягким пузом к забору: ни сбежать, ни просочиться сквозь прутья, оставалось лишь ругаться сквозь зубы и терпеть нудную проповедь. Но едва я ступил на порог церкви и вдохнул сладковато-пряный запах ладана, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я чуть не упал. Моих сил хватило лишь на то, чтобы присесть на скамью возле прохода. Обеспокоенное лицо старика расплывалось, умиротворяющий голос слышался словно издалека.
Викарий, желавший наставить на путь истинный воришку перед лицом Спасителя, не знал, что воришка пришёл в божий дом не один. Через порог вместе с ним переступил и его внутренний сосед – демон, что доселе дремал. В церкви я не бывал с самого своего крещения, отцу и матери было совсем не до религии, а Пэту и Марджи тем более. Так что проявиться у демона до того момента возможности не было. Об экзорцизме викарий слышал лишь краем уха, он старался держаться подальше от подобных вещей. Одержимость – она для неотёсанных селян, которым скучно живётся в глуши, вот и придумали себе развлечение. Сложно представить себе лорда с рубиновыми запонками или леди в парижском платье, которые будут кататься по полу и выть, аки волк. Хотя психиатрические больницы и полнятся пациентами, виной тому не попустительство Господа, который позволил злому духу одержать победу над слабой людской сутью, а развитие медицины. Раньше не было и половины болезней, которые вдруг внезапно обнаружились этими могильщиками в халатах. И человечество прекрасно процветало, веря, что любая боль – кара божья за грехи. А сейчас всю вину сбрасывают на каких-то невидимых глазу существ, да как в это вообще можно верить? И вообще, скоро к чертям в ад доберутся и будут изучать их котлы, уверяя при этом чертей, что их самих не существует.
И вот, столкнувшись с явным случаем одержимости, викарий пожалел, что не отдал мне сам свои часы и не отпустил с миром. Наверно, был бы рад ещё и кошелёк из внутреннего кармана достать, лишь бы я убрался с его глаз. Но было уже поздно.
Так я попал в руки к господину Креденце. Мне не довелось вкусить тот ад, что достался Валентину: он быстро вызволил меня. Он попал лишь на третий обряд, которому меня подвергли. Я уже знал и эту боль, и эту тьму, которая застилала глаза в тот момент, когда сакральные слова долетали до слуха. Едва начался обряд, а фанатики, спрятавшись за белой границей, затянули своё «Exorcizamus te, omnis immundus spiritus…*», я упал на пол, но не издал крик, как бывало раньше, а стиснул зубы и постарался приглушить тот вой, что нёсся из моей глотки. Я бился головой о пол, я прикусил руку до крови, но не дал темноте унести меня в небытие. Физическая боль позволила мне оставаться на плаву, а не погрузиться в пучину безумия. Через боль и страх, которые туманили сознание, хватаясь остатками разума за реальность, я услышал, что один из голосов, читающих заклинание, осёкся, и в то же мгновение Валентин ринулся прочь из своего круга ко мне и закричал:
- Прекратите это! Сейчас же!
Господин Креденце взмахнул рукой, и фанатики замолчали. В тишине было слышно, как тяжело я дышу, как шелестит бумага под пальцами заключённых в соль борцов с тьмой. Боль отступила, только тьма внутри меня беспокойно металась, чувствуя атмосферу намоленного места и приближение чего-то… могущественного и сильного. Господин Креденце вопросительно взглянул на Валентина, и у меня по спине побежали мурашки.