В тот день Креденце отчего-то захотел поприсутствовать на экзерсисе, хотя никогда не проявлял интереса к моей особе: ходит себе, таскается кто-то там за Валентином, лишь бы не мешал. Пользы пока от меня было мало, но зато Валентин оттачивал на мне мастерство учителя, а Креденце мечтал о целой свите таких, как Валентин. То-то обзавидовался бы архиепископ Кентерберийский узнав, что у Креденце имеется целая армия одержимых англиканских экзорцистов, которые не боятся реликвий и воюют с нечистым, хотя сами нечисты. Потому не мешал ему обучать меня, хоть и совершенно не верил в мои силы.
Но пока армия состояла из одного только Валентина. Меня даже новобранцем, жалким солдатишкой посчитать было сложно – без своего учителя я тушевался, путал слова в молитвах и заклинаниях. Он сосредоточенно следил за каждым моим действием, пока я, опустившись на колени рядом с худеньким и еле живым от боли мальчиком-евреем, пытался правильно выговорить очередную формулу.
- Положи руку ему на лоб, ну же, - Валентин резко кивнул головой, от этого движения я стушевался и сбился с ритма, в котором читал заклинание, - учись воздействовать физически, если пока не можешь на расстоянии. Достань из кармана святую воду.
Бутылочка едва не выскользнула из руки, но я справился. Валентин и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне, терпеливо и отстранённо глядел на мои попытки справиться. И он всё делал верно: в другой ситуации помощников рядом со мной не будет, останемся лишь я и одержимый, один на один.
Я брызнул на жертву святой водой. Демон заметался под смуглой кожей мальчишки чёрным клубком, а я видел, что парень едва держится в силах. Я вопросительно посмотрел на Валентина. Я понимал, что, если продолжу обряд, мальчик умрёт. Его лицо начало синеть, демон выпивал из него силы, чтобы выжить.
- Тристан, на сегодня следует закончить. Он еле дышит. Если ты не прекратишь истязать демона, мальчик умрёт.
Креденце, сидевший на стуле с высокой спинкой в круге освящённой соли, мерцающей, как битое стекло, подал голос:
- Я хочу, чтобы ты продолжал, Тристан. Доведи начатое до конца.
Валентин холодно посмотрел на Креденце и повторил:
- Если Тристан усилит воздействие, мальчик умрёт. В нём находится совсем слабый демон, хватило бы одного полноценного обряда, чтобы его очистить. Позвольте мне провести его. Я могу освободить этого мальчика от демона.
Креденце скрестил руки на груди, и, криво усмехнувшись, произнёс:
- Не позволю. Если он так слаб и больше не нужен нам, то пусть его душа отправляется в ад, раз он подпустил к себе нечистого. Значит, его настигнет расплата.
- Но ведь мы должны помогать тем, кто одержим, - голос Валентина стал отдавать металлом и льдом, - разве не это наше призвание?
- Только когда дело касается добропорядочных граждан, исповедующих англиканскую веру. Благополучным гражданам, пусть и пустившим однажды в душу тьму, можно дать шанс, но это не касается тех, кто не сможет больше принести пользу обществу, - Креденце слегка взмахнул рукой, всем видом выражая пренебрежение к тем, кто был одержим. – Их жалеть не следует, они заслужили свою жалкую участь.
Весь вид моего друга указывал, что Валентину эта идея не близка.
- Но как вы можете решить, достоин человек жизни или нет? Кто вам дал такое право?
- Я сам себе дал такое право, - голос Креденце был тих и раздражён, словно сам факт того, что кто-то мог усомниться в этом его праве, был для него оскорбителен, - и я искренне считаю, что мы вправе использовать подобных отбросов общества для того, чтобы облегчать жизнь почтенным гражданам. Сегодня ты излечишь его, но ведь раз он был когда-то вместилищем скверны, что запретит это самой скверне поглотить его снова и снова?
- То есть, по-вашему, я тоже отброс? Вы ведь и меня собирались изничтожить таким вот способом? – Валентин, сжав кулаки, кивнул на распростёртого на полу мальчика, который дышал всё слабее, а лицо его всё больше наливалось синюшной белизной.
- Ты убил свою мать, Валентин. Ты всадил ей в грудь нож для скобления воска. Сколько тебе было лет, десять? Разве это не повод для того, чтобы считать тебя павшим и обречённым на вечную гибель?
- Это сделал не я, - под тонкой кожей дёрнулись мышцы, скулы обострились. Валентин скрипнул зубами, но сдержался, - это сделал демон. Я не помню ничего из того, что творил он, я не несу ответственности за его деяния. По своей воле я бы никогда не сделал этого.
- Раз ты впустил тьму в свою душу, значит, ты грешник, значит, дал ему лазейку. Если бы ты в какой-то момент сдержался и следил за собой, демон не проник бы в тебя.