- Да что вы вообще знаете о том, каково это, сдерживать себя и своего демона? Что вы вообще знаете об одержимости? Вы, поглядывающий свысока на бесноватых грешников, силой женившийся на бедной девочке, отославший сына с глаз долой, вы считаете себя чистым и непогрешимым? – Валентин едва сдерживал себя, чтобы не сорваться на крик, но ему и не нужно было кричать. Мой демон первым почувствовал, что великая тьма пробудилась и открыла глаза. Лучше бы Креденце замолчать.
- О, ты ещё вспомнил и малышку Скарсини, - Креденце прищурил глаза, словно высматривая место побольнее, - одержимый Ромео и брюхатая Джульетта, вот это пара.
- Да как вы смеете? – Валентин больше не кричал. От слов, произнесённых шипящим, змеиным шёпотом, по спине поползли мурашки, и я со страхом посмотрел в лицо друга. Оно напоминало лик статуи: полная, мертвенная сосредоточенность, направленный вглубь себя взгляд, и только развевающиеся, рассыпанные по плечам волосы, с которых слетела лента, указывали на то, что сейчас будет. И вот в его глазах заклубилась тьма, и вот они потемнели, словно море перед бурей.
Как только под Креденце задрожал стул, он вскочил и попятился было назад, но вовремя опомнился и не переступил границы соляного круга. С лица слетело пренебрежительное и высокомерное выражение, прищуренный оскал уступил гримасе удивления. Несмотря на испуг и оторопь, я не мог сдержать внутреннего злорадства: что, богатей, не думал, что словами всё не ограничится? Уж я бы давно выбил из тебя спесь.
Дрожь охватила все предметы, что были в часовне. Стулья, алтарь и распятие на нём, склянки со святой водой и тяжёлые тома в кожаных обложках, тело умершего мальчика на полу – всё сотрясалось, будто в страхе перед тем, кто явил свою силу. Валентин стиснул зубы, пытаясь задвинуть эмоции вдаль, но я ощущал, как его собственная сила и мощь демона понемногу сливались во что-то единое и непреодолимое. В одно целое. Светловолосый молодой мужчина поднял руку, и Креденце вылетел из соляного круга, сбив ногами стул, на котором прежде сидел. Тело главы ордена гостеприимно приняла каменная стена позади, только чудом его позвоночник не ссыпался на пол, а голова не треснула, как горшок. Креденце сполз по стене вниз, но Валентин снова вскинул руку, и глава ордена повис в паре футов над полом, жадно ловя воздух ртом и пытаясь царапать ногтями горло, но невидимая хватка всё сильнее сдавливала гортань.
- Я раздавлю себя, растопчу, как крысу или таракана, - губы Валентина почти не шевелились, но звучный голос раздавался словно отовсюду сразу, отражался от каждого камня, - я отправлю тебя к легионам бесов, в самую суть геенны, где место таким, как ты.
Тело Креденце содрогалось, будто он болтался в петле. Как-то в детстве мне довелось видеть казнь на сельской площади, и в тот миг Креденце больше всего напоминал того удавленника.
Я бросился к Валентину, обнял его за плечи и попытался встряхнуть. Лёгким движением руки он откинул меня, будто таракана, и я больно ударился о каменный пол. Но мои старания возымели действие: Валентин шумно вздохнул, взгляд его прояснился. Он резко опустил руку, и глава ордена, обмякнув, снова воссоединился с каменной твердью. Мутным взором он проводил Валентина, который быстрым шагом подошёл ко мне и, протянув мне руку, поднял меня лёгким рывком. После чего он вышел через двери, которые сами с грохотом открылись от движения его руки. На пороге мой друг оглянулся и, посмотрев на меня, коротко кивнул. Скупое, сухое прощание после того, что мы прошли вместе.
Лишь когда с меня спал ступор, я подошёл к Креденце и помог ему встать. Валентин со своим внутренним нечистым другом едва не вышибли из него дух, ноги главы ордена подкашивались, и он ухватился за моё плечо, пытаясь удержаться на них. Прокашлявшись и вытерев кровь с губ, он просипел:
- Пообещай мне, что никто не узнает истинной причины его ухода. Иначе тебе же будет хуже. Для всех он уехал в Лондон, чтобы приготовиться к хиротонии, - Креденце снова закашлялся, и я кивнул, протянув ему чистый платок. Выбора у меня всё равно не было. Я просто побоялся идти за Валентином.
Десятью минутами позднее друг спустился в конюшню и, напугав Джонсона до потери пульса, отвязал одну из лошадей. Приторочив к седлу небольшой кофр, он, в дорожном плаще и высоких сапогах, покинул ненавистный замок. Он знал, кого искать в Лондоне, чтобы получить покровительство и заниматься тем, к чему готовился столько лет.
*Knight (англ) – рыцарь
Николас
Всю жизнь меня то и дело отрывают от привычных мест, считая, что я буду полезнее там, где меня нет. А может наоборот, меня отсылают туда, где принесу меньше вреда. Но почему-то везде я не приживаюсь, только-только мне удаётся пустить корни и ощутить свою принадлежность, как меня гонят прочь, забирают, увозят туда, откуда я уже когда-то уходил.