Я кивнул. Не раз и не два я вспоминал о ней, пытаясь понять, что мне даст её разоблачение. Даже если я скажу о ней Креденце, и он ею заинтересуется, и она любыми правдами и неправдами окажется в руках Ордена, без Валентина смысла в девчонке не будет, как бы мой демон не боялся её. Только Валентин сможет сказать, будет ли она нам полезна.
- Ты ведь так и не рассказал о ней моему отцу. Значит, Валентин просил тебя молчать о ней. Если бы он не сделал этого, ты бы обязательно о ней рассказал, просто чтобы выслужиться.
Я снова кивнул. Пусть щенок говорит, пока не скажет всё, что хочет. Мне нужно знать как можно больше. Я весь превратился в слух, хотя внешне интереса никак не проявлял.
- Я попросил Нокса защитить её от моего отца. Она не должна стать ещё одной его подопытной. Её боятся демоны, значит, она тоже может быть экзорцистом. И вполне может быть, по той же причине, что и вы с преподобным. Вот только никто не знает, насколько сильный демон находится в ней. Даже Нокс пока этого не знает. Он говорил мне, что отправится перед Рождеством в Лондон, чтобы узнать побольше о природе её дара. Он сказал, что люди Короны могут знать о таких, как она.
- Ты можешь быть спокоен, Ромео. Креденце не узнает о твоей Джульетте. Я обещал Валентину хранить эту тайну.
Но только пока мне это выгодно.
А пока пускай Валентин узнаёт всё, что нужно. Чем больше он узнает о даре этой странной девчонки, тем лучше. Возможно, с помощью неё удастся снова привязать его к ордену, если она окажется здесь, он никуда не денется. Ох уж эта господская привычка обзаводиться подопечными, сирыми и убогими!
Щенок был прав: Креденце желал возвращения Валентина в орден. Я не смог заменить ему моего друга. Да это никто не смог бы. Мне не хватало сил, не хватало знаний, я плохо обучался, а молитвы и магические формулы вылетали из моей головы буквально сразу. Но я остался единственным одержимым экзорцистом, и это имело вес в глазах обычных служителей ордена. Я стал для них, преданных своему делу, отдавших ордену и Креденце свои жизни и силы, новым Валентином. Но я не обладал и десятой частью его ума и мудрости. И Креденце это видел.
Служители шли ко мне за советами, за помощью, просили объяснить им какие-то путаные моменты в трактатах. Да я и сам не понимал сотой доли того, что понимали они! Чем я мог им помочь, что я мог объяснить? С умным видом я нёс какую-то чушь, которой они внимали, будто откровению. И чувствовал себя редкостным глупцом.
Я проводил обряды, когда это требовалось, но пользы от меня было не больше, чем от остальных членов Ордена. Как-то я заикнулся по поводу того, что, возможно, если и мне принять сан, то я смогу лучше контролировать своего демона, но Креденце лишь брезгливо скривил губы. Он сказал, что меня, неотёсанного, слабого, к тому же без бумаг о получении образования и поручительства священников никогда не рукоположат. Рукополагают в двадцать пять, ждать осталось недолго, но вот нужно ли? Я и сам знал, что быть священником не хочу, в моей душе нет ни капли смирения и почтения.
Но всё-таки я смог пригодиться Ордену, принести ему пользу.
Однажды глава вызвал меня к себе в кабинет. Это тёмное помещение с высоким потолком, гулкое, холодное, всегда меня нервировало и вызывало желание поскорее уйти. Креденце сидел в кресле у самого камина, оранжевые и алые всполохи танцевали на его лице, придавая его аристократическим чертам демонические черты. В тот вечер он и сам был похож на одержимого.
- Входи и закрой дверь. Нас никто не должен слышать.
Я прикрыл дверь и запер её на ключ. Креденце перевёл взгляд с огня на меня, испытующий, пристальный, и мне стало не по себе. Неужто он прознал, что я скрываю о нём информацию о странной девчонке из пансиона? Он странно напряжён, сосредоточен, но ни одной чёрточкой не выдаёт своего настроения. Чёрт бы побрал эту знать с её выдержкой и холодностью! Только беднота умеет жить, радоваться, злиться, чувствовать, а эти глыбы льда всю жизнь только и делают, что скрывают друг от друга и себя самих эмоции и чувства.
- Ты уже заметил, что без Валентина ты – ничто. Ты жалкий, глупый, ограниченный. Всё тот же оборванный безграмотный мальчишка, который стонал на полу в часовне. И держу я тебя при себе лишь потому, что он до сих пор переписывается с тобой, поддерживает дружескую связь, - заметив, как я изменился в лице, Креденце хищно улыбнулся, - думал я этого не знаю? Я всё вижу, Тристан.
Креденце поднялся из кресла и принялся мерно шагать по каменному полу. Звук его шагов отражался от стен и действовал на нервы. В который уже раз разглядывая главу ордена, до кончиков ногтей и до каждого приглаженного волоска воплощённого джентльмена, его модный дорогой сюртук, тонкую рубашку с шёлковым галстуком, изумрудные запонки, что, когда он приподнимал руки, светились злобным зелёным огнём, я лишь недоумевал. Богатый, влиятельный, проницательный человек развлекается тем, что наблюдает за работой экзорцистов, соревнуется с церковью за право обладания почти святым одержимым. Он ломает жизни одержимых и самих экзорцистов, жизнь своего сына в конце концов. Я видел много проявлений дьявола в разных обличиях, в разных делах, но в тот момент Креденце мне показался живым его воплощением.