Я бросилась к гардеробу и нашла самое тёмное и неприметное платье и шляпку с вуалью. И сразу почувствовала себя героиней приключенческого романа, обычным пансионеркам без надобности вуали, они могут ходить с открытым лицом, ни от кого не таясь. А вот мне следует быть крайне осторожной. Если кто-то поймает меня, случится беда. Но и если я буду сидеть сложа руки и рыдать, то и тогда миновать её не удастся. Нужно действовать.
Скоро мне принесут завтрак. Можно сказаться больной и заявить, что я собираюсь весь день провести в постели, попросить не беспокоить. Вариант хороший, но бессмысленный: зная миссис Милсом, можно предположить, что она только и будет беспокоить меня, заходить через каждые полчаса и трогать лоб, таскать чай и тонизирующую настойку. А то и вовсе пошлёт за врачом. Конечно, врач всё спишет на женские недомогая и нервы. Почему-то в наш просвещённый век организм женщины до сих пор является сферой неизведанной и зависящей от нервов и каких-то внутренних органов (не то, что бы я интересовалась этой темой, просто случайно однажды прочла в научном журнале, что выписывал дядя).
Учёба. Самая удобная тема для того, чтобы прикинуться занятой, попросить не беспокоить и закрыть комнату на ключ. После памятного разговора с дядей по поводу моих успехов на этом поприще и поведении в стенах пансиона, миссис Милсом всё чаще стала засыпать меня вопросами об учёбе. Значит, нужно сделать вид, что я усердно занимаюсь. Правда, есть трудность – учебников у меня с собой нет, зачем бы мне их тащить с собой в Лондон? Ладно, это дело поправимое.
В дверь постучали, и я едва не вскрикнула. Мыслями я была уже в кебе, ехала в Белгравию, мчалась навстречу пастору Ноксу. Господи, как же я соскучилась по нему! Почему-то именно в тот момент, когда за дверью переминалась с ноги на ногу ожидающая моего «Входите!» миссис Милсом или горничная, я ощутила острое, внезапное одиночество. Говорят, что одиночество – это отсутствие определённого человека рядом. Вот тогда отсутствие именно этого человека заставило воздух стать горьким, а утренний свет – тусклым и серым. Почему-то рядом с преподобным я ощущала себя защищённой от всего мира, даже звуки и запахи подчас становились приглушёнными и доходили до меня будто через плотную завесу. Я скучала по этому ощущению. Я скучала по нему.
- Входите, - всё-таки выдавила я, сглотнув комок в горле. Только бы не расплакаться, тогда-то меня уж точно не оставят в покое: примутся квохтать и всячески опекать, а мне нужен минимум стороннего внимания. Вот бы обо мне забыли на пару-тройку часов. Но забыть обо мне может только мой родной дядя. И, может быть, пастор Нокс. С чего бы ему помнить какую-то там странную пансионерку?
- Что-то вы бледная сегодня, дорогая. Плохо спали?
Я пролепетала что-то в ответ и послушно придвинула к себе блюдо с булочками, принесённое миссис Милсом. Версия с болезнью отклоняется, нужно выглядеть увлечённой и озабоченной, как-никак грядёт сочинение!
- Сегодня я отправлюсь в дядину библиотеку. Мне нужны книги по истории Средневековья, на каникулы нам задали сочинение. Чтобы успеть его завершить, нужно начать сегодня, - мой голос звучал довольно убедительно, молодец, Беатрис, взяла себя в руки. – Можно ли мне получить ключ?
Миссис Милсом отстегнула от шатлена связку ключей и уж хотела было отделить от неё один, но вдруг передумала:
- Я сама провожу вас в библиотеку. Там сложный замок, сами вы не сможете его открыть. Уж больно ценные книги хранит там господин Хоторн, вроде как из Франции и из Индии. За такими-то книгами точно нужен глаз да глаз.
Я не могла ответить ничего, кроме:
- Конечно, спасибо миссис Милсом. Так будет даже лучше.
Придётся тратить время на поиски книг именно про Средневековье, а я так хотела сэкономить время и унести в комнату первые попавшиеся.