— Это мы обсудим позже, — возразила Патриция. — Я пришла к тебе, потому что ты мой двоюродный брат и решительно не сторонник Вестерна. И у тебя есть опыт расследований. И..
— Ладно, пусть так, — уступил Гордон. — Может, хватит кидать камни по кустам?
— Что?
— О чем ты хотела меня попросить в случае, если я поеду к Вестерну?
— Логично, правда? — спросила Патриция, наклонясь поближе. — Я понимаю, что не вправе просить, ведь тебе предоставят только один сеанс. Тебе, наверное, захочется поговорить с женой, с родителями, с кем-нибудь из близких. Или, раз уж ты преподаешь историю, тебя может заинтересовать… ну, скажем, не стоял ли за убийством Линкольна министр обороны Стентон?
— Ласалль из Чикагского университета уже разрабатывает эту тему. У него федеральная субсидия.
— Но выяснить, был ли твой отец убит и кем, — помолчав, добавил Гордон, — куда важнее, чем смерть Линкольна. Возможно, с тех пор и не было дела об убийстве большей важности.
— Ты это сделаешь! — вздохнула она.
— Подумаю.
Он сказал себе, что побочным эффектом беседы явилось противоречие его же собственной теории. Вместо того чтобы напомнить себе твердо, что речь идет о существах негуманоидных, но живых, он начал думать о них как о покойных людях. За помощью Патриция обратилась к нему, но заявлениям Вестерна она поверила.
ГЛАВА 5
Гордон Карфакс и не представлял, что когда-нибудь снова вернется в Лос-Анджелес.
И вот теперь он смотрит в иллюминатор самолета, идущего на посадку в международном аэропорту Риверсайд. Хотя пейзаж внизу скорее напоминает подводный: сквозь толщу серо-зеленого смога, окутавшего всю Западную Аризону, очертания гор настолько размыты, словно видишь их не с борта самолета, а из субмарины. Где-то там, за его густой пеленой прячется заповедник «Кофа Гэйм», где, по слухам, еще сохранилось несколько последних североамериканских пум — со слезящимися глазами, задыхающихся от кашля и еле волочащих лапы.
Кроме них еще выжили только кактусы сагуаро, которые во всех остальных районах находились на грани вымирания. Но в том, что этот вид гигантского кактуса почти практически исчез с лица Земли, следовало винить, конечно, не только загрязненную атмосферу.
Президент Соединенных Штатов торжественно обещал, что уже через десять лет — чего бы это ни стоило! — степень загрязнения воздуха снизится до уровня 1973 года.
Самолет приземлился и подрулил бортом к телескопически выдвинувшемуся навстречу ему переходу, по которому Карфакс прошел внутрь куполообразного здания аэровокзала с кондиционированным воздухом. Он сразу узнал встречавшего его — с Эдвардом Турсом, высоким плосколицым худощавым мужчиной с коротко остриженными седыми волосами, он уже встречался по видео, когда договаривался о визите к Вестерну. Они пожали друг другу руки и перекинулись несколькими фразами о смоге — как бы он ни надоел, зато всегда мог послужить темой для начала разговора. Затем они вскользь коснулись растущих цен; пляжей, с которых разворачивают всех, кто не прошел теста на внешнюю привлекательность; резни в Филадельфии; Иранского кризиса и катастрофического снижения среднего уровня грамотности. Впрочем» разговаривать долго не пришлось: из щели багажного отделения две механические руки выдвинули чемоданы Карфакса, тут же подкатилась юркая четырехколесная «черепашка» и руки бережно установили вещи на ее плоской спине. «Черепашка» устремилась к Гордону и замерла в футе от него. Карфакс сунул в щель счетчика свою карточку, и тут же два юных носильщика подхватили его багаж, а «черепашка» развернулась вокруг своей оси и укатила.
Турс и двое сопровождающих были одеты в летние дневные деловые костюмы апельсинового цвета На шее у каждого на массивной серебряной цепочке висел большой серебряный анкх[1], в центре которого в круге сверкала большая золотая «М», очевидно, означавшая «МЕДИУМ» Такие же медальоны красовались на шеях у большинства присутствующих в аэропорту.
— К сожалению, доктор Карфакс, нам придется поехать отсюда на экспрессе, — извиняясь, сказал Турс, — мы больше не пользуемся транспортом с двигателем внутреннего сгорания — ни в аэропорту, ни вообще нигде. Пресса выставила нас полными экологическими идиотами! Но вы-то знаете…
— Да я в общем-то и не рассчитывал, что мою персону будут встречать на лимузине! К тому же экспресс дает автомобилю огромную фору в скорости.
Они перешли в зал ожидания, и почти тут же к перрону со свистом и скрипом подлетел голливудский поезд. Уютно устроившись в одном из яйцеобразных вагонов, они уже через пару минут неслись со скоростью 250 километров в час. Карфакс, сидя у окна, любовался пейзажами, мелькавшими между громадными белыми арками, обрамляющими монорельс. Здесь смог не выглядел таким густым, каким казался с высоты в 20 000 километров. Да и какое Гордону дело до грязного воздуха, если в вагоне работает кондиционер!
Он смотрел на Лос-Анджелес — и узнавал, и не узнавал его одновременно: пригород расползся еще на тридцать километров к востоку — там, где раньше была полупустыня, выросли новые районы. В старейшей части города появилось множество высотных зданий, а улочки, по которым Гордон некогда бродил, были реконструированы в двухуровневые магистрали со множеством полос движения. Он заметил, что многие пешеходы носят респираторы и баллоны с кислородом.
Через пять минут после того, как они проехали Риверсайд, экспресс остановился у станции «Хайленд Сансет». Вот здесь изменилось очень многое: бульвары Сансет и Голливуд стали двухуровневыми, многие здания были снесены, а улицы перепланированы.
Выйдя из поезда, все четверо направились к пластиковому эскалатору, ведущему на верхний уровень, где в небольшом гараже их дожидалось одно из новых такси. Экипаж был оборудован электробатареями, электромотором для каждого колеса в отдельности и бритоголовым водителем, на котором были только шорты цвета электрик и ярко-алая шейная косынка.
Такси не спеша двинулось к выезду из города по новой трассе «Николс-Каньон», откуда они свернули на частную дорогу, ведущую к поместью Вестерна. Проехав с километр, шофер притормозил у разводного моста, рядом с которым находился сторожевой пост. Как только Турс предъявил личную карточку с кодом и просунул большой палец в идентификатор, ворота отворились, мост опустился и они въехали на территорию поместья.
Дорога вилась у подножия высокой горы, и от нее ответвлялось множество боковых дорог, ведущих вниз к различным постройкам. Сам склон был тщательно обработан, вылизан и ухожен: покрыт террасами, кое-где укреплен пластиком, бетоном и металлоконструкциями и весь увит декоративным плющом.
Сквозь частую ограду вдоль дороги, перемежавшуюся высокими пилонами, Карфакс разглядел впереди большую автостоянку. По ее периметру стояло несколько полицейских машин, а все находящиеся на ней разбились на группы и размахивали различными лозунгами.
— Вестерниты и антивестерниты, — прокомментировал Турс. — Самая большая группа — это наши почитатели, а все остальные — те, кто против нас. Но в их лагере нет согласия, и все они недолюбливают друг друга. Тут и католики, и баптисты, и представители церкви сайентологии… И есть даже, с вашего позволения, «карфакситы». Прошу прощения за термин.
— Я не давал позволения называться моим именем ни одному обществу или группировке, — процедил Карфакс, — во всяком случае пока.
— Тогда скажите им об этом, — усмехнулся Турс.
Цитадель Вестерна находилась в самой высокой точке поместья. Это было трехэтажное здание из кирпича и дерева, явно довоенной постройки. На участке суетились пятеро чернокожих в ослепительно белой форме: они подстригали газоны и возились с цветущими кустами. Картина была столь идиллической, что Гордон не удивился бы, если бы на широкую веранду вдруг вышел какой-нибудь козлобородый полковник в сопровождении дам в кринолинах.
— На самом деле все эти садовники — агенты службы безопасности, — заметил Турс. — А зелень выглядит такой свежей, потому что она из пластика.