Военный отряд вырвался из темноты в свет факелов, а жрицы были слишком заняты пением и созерцанием Стэгга с молодыми первокурсницами, чтобы успеть что-то заметить. Лишь когда пант-эльфы издали дружный вопль и бросились срубать головы стоящих во внешнем ряду, жрицы поняли, что на них напали.
Что случилось сразу после этого, Стэгг не помнил. Он поднял голову и успел лишь увидеть прыгнувшего к нему воина и размах широкого палаша, упавшего ему на голову плашмя.
Очнувшись, он обнаружил, что свисает, как убитый олень, с шеста, который несли на плечах двое. Руки и ноги затекли, перетянутые ремнями, остановившими кровообращение. Голова, казалось, вот-вот взорвется; она болела не только от удара, но и от прилива крови.
На небе стояла полная луна. В ее ярком свете он видел голые ноги и грудь несшего его человека. Вертя головой, он смог увидеть лунные блики на загорелой дотемна коже мужчин и на белых одеяниях жриц.
Вдруг его резко опустили на землю.
— Проснулся, старый пантач, — произнес низкий мужской голос.
— А не обрезать ли паразиту веревки, чтобы шел ногами? — спросил другой голос. — Я уже выдохся тащить эту тушу. Мне шест все плечи пробуравил.
— Давай, — отозвался третий голос, явно принадлежавший предводителю. — Развяжите его. Только руки свяжите за спиной, а на шею наденьте петлю. Если попытается удрать, мы его придушим. И поосторожнее — он силен как бык!
— Так силен, так превосходно сложен! — вздохнул четвертый голос, повыше, чем прежние. — Какой любовник!
— Хочешь, чтобы я приревновал? — спросил один из мужчин. — Если да, радость моя, то у тебя получается. Только не подначивай меня, а то я тебе печень вырежу и твоей матери скормлю.
— Не смей трогать мою мать, ты, тварь волосатая! — завизжал высокий голос. — Ты мне последнее время все меньше и меньше нравишься!
— Во имя Колумбии, нашей Благословенной Матери! Хватит тут любовных ссор. Мне они уже вот где сидят. Мы на военной вылазке, а не в тотем-холле на пьянке. Давай развяжи его. Только смотри за ним.
— Я не в силах за ним смотреть, — с придыханием сказал высокий голос.
— Ты хочешь его рога переставить мне на голову? — спросил тот, кто грозился вырезать печень. — Попробуй, я тебе так морду разукрашу, что ни один мужчина на тебя и не взглянет.
— Последний раз говорю: заткнитесь! — рявкнул предводитель. — Следующему, кто даст мне повод, я перережу глотку. Ясно? Тогда вперед. Пошли! Нам еще черт знает сколько тащиться по вражеской территории, и очень скоро по нашему следу пустят ищеек.
Стэгг вполне успевал следить за разговором. Язык был близок к дисийскому, может быть, даже ближе, чем голландский к немецкому. Он его уже слышал раньше, в Кемдене. Там на церемонии в его честь перерезали горла группе пленников пант-эльфов. Среди них были храбрецы, выкрикивающие непристойности в адрес Стэгга, пока нож не заставил их замолчать.
Сейчас Стэггу хотелось, чтобы перерезали глотки всем пант-эльфам. Руки и ноги начинали нестерпимо болеть. Он чуть ли не вопил от боли, но понимал, что пант-эльфы снова его вырубят, чтобы замолчал. Кроме того, он не хотел доставлять им удовольствие, показывая, что ему больно.
Налетчики связали ему руки за спиной, на шею надели петлю и пообещали при первом подозрительном движении всадить нож в спину. Потом толкнули вперед.
Вначале Стэгг не был способен на рысь. Но потом кровообращение в ногах восстановилось, боль прошла, и он смог держаться наравне с остальными. Это было хорошо, потому что стоило ему оступиться, и тут же петля сжимала горло, не давая дышать.
Они бежали вниз по какому-то редколесью. Налетчиков было около сорока, они бежали двумя колоннами. Они были вооружены палашами, ассегаями, палицами, луками со стрелами. Доспехов на них не было, наверное для увеличения подвижности. Волосы они носили не длинными, как дисийские мужчины, а очень коротко подстриженными. Лица выглядели несколько странно из-за широких темных усов. Это были первые люди с растительностью на лице, которых он увидел после возвращения на Землю.
Они вышли из лесов и подошли к берегу Гудзона. Теперь он пригляделся к пант-эльфам поближе и увидел, что усы у них вытатуированы или нарисованы.
И у каждого на груди было большими буквами вытатуировано слово «МАТЬ».
Пленников было семеро: он, пять жриц и — сердце подпрыгнуло — Мэри Кейси. У всех у них руки тоже были связаны за спиной. Стэгг попытался потянуться к Мэри Кейси и шепотом с ней поговорить, но веревка на шее дернула его назад.
Отряд остановился. Часть воинов стала разбрасывать кучу хвороста. Очень быстро они извлекли оттуда несколько больших каноэ, спрятанных в выемке почвы, и отнесли их к реке.
Пленников заставили войти в каноэ, по одному в каждое, и эскадра двинулась к другому берегу.
Достигнув его, воины столкнули все каноэ в воду, чтобы течение унесло их прочь. Отряд пустился рысью по лесу. Время от времени какая-нибудь пленница спотыкалась и падала на колени или лицом в землю. Пант-эльфы поднимали ее пинками и грозили перерезать пленницам глотку, если те не перестанут вести себя как неуклюжие коровы.
Однажды упала Мэри Кейси. Кто-то пнул ее ногой в ребра, и она скрючилась от боли. Стэгг заревел от ярости:
— Если мне удастся освободиться, пант-эльф, я тебе руки оторву и вокруг шеи обмотаю!
Пант-эльф захихикал:
— Давай, миленький. Какое удовольствие оказаться в руках такого мужчины, как ты!
— Заткнись, ради Матери! — проворчал предводитель. — Что у нас тут, военный набег или блядки?
Дальше говорилось мало. Часть времени они бежали, потом шли. К рассвету покрыли много миль, хотя и не так далеко, как ворона летит. Тропа вилась среди многочисленных холмов.
Вскоре после того как горизонт на востоке побелел, предводитель приказал остановиться.
— Забьемся в щель и будем спать до полудня. Потом, если местность окажется достаточно пустынной, пойдем дальше. Днем сможем больше пройти, хотя и больше будет шансов попасться на глаза.
Они нашли грот, образованный нависающим утесом. Там каждый воин разостлал на жесткой земле единственное одеяло, и через несколько минут все спали, кроме часовых, оставленных для охраны пленников и наблюдения — не покажутся ли дисийцы.
И кроме Стэгга. Он тихо позвал часового:
— Эй, я не могу спать! Я голоден!
— Будешь есть вместе с остальными, — ответил часовой. — Если у тебя есть что.
— Ты не понимаешь, — сказал Стэгг. — У меня потребность в еде не нормальная. Если я не буду есть каждые четыре часа, и вдвое больше нормального человека, мое тело начнет пожирать себя. Это из-за рогов. Чтобы остаться в живых, мне нужно жрать, как быку.
— Я тебе дам сена, — ответил часовой и тихо заржал.
У Стэгга за спиной кто-то шепнул:
— Не волнуйся, миленький, я тебе дам поесть. Не дам я такому потрясающе красивому мужчине помереть с голоду. Такая была бы потеря!
Раздалось какое-то шуршание, будто открывали рюкзак. Часовые пригляделись и заухмылялись.
— Похоже, ты покорил Абнера, — сказал один. — Только его дружку Люку это совсем не понравится, когда он проснется.
— Это хорошо еще, что не Абнеру жрать охота, — отозвался другой. — А то он тебя бы съел. Ха-ха!
Шептавший вышел так, чтобы Стэгг мог его видеть. Это был тот коротышка, который с вечера так откровенно восхищался Стэггом. Он держал каравай, два больших ломтя ветчины и фляжку.
— Давай-ка, детка, садись. Сейчас мамочка покормит большого Рогатика.
Часовые засмеялись, но негромко. Стэгг покраснел, но отказаться от еды не мог. Он ощущал бушующий в нем огонь, плоть переваривала плоть.
Коротышка был малым лет двадцати, низеньким и очень узкобедрым. У него, в отличие от прочих пант-эльфов, волосы не были острижены под ежик, а вились пшеничными кудрями. Лицо у него было такое, какое женщины называют «миловидным», хотя и странным из-за нарисованных усов. Большие черные глаза обрамляли очень длинные темные ресницы. Зубы были настолько белы, что казались фальшивыми, а язык — ярко-красным, может быть, из-за чего-то, похожего на резину, что он все время жевал.