Однако у меня, читатель, болят зубы, голова, печень и дергается правое плечо, что напоминает о существовании третьей группы самотечных стихотворцев. Это сочинители атакующего стиля. Получив отказ на первую ездку стихов, они удивленно вертят его, изучают через лупу, не доверяя невооруженному глазу. И, наконец, выдернув авторучку из колпачка, как шпагу из ножен, колют ею чистый лист:
«Между прочим, мой дедушка участвовал в одной из пятилеток, Отец зарекомендовал себя в последующих трудовых буднях, сам я самоотверженно отдаю свой труд в общую копилку, где и потерял безымянный палец. В быту исключительно устойчив, несу общественную работу: заместитель преддомкома по борьбе с бродячими собаками, кошками и другими лицами. Надеюсь, учитывая мой облик, стихи будут размещены».
На что редакция галантно отвечает, что облик ничего себе, но стихи, к сожалению, значительно уступают ему.
Авторучка мстительно обнажается, и в новом послании облик начинает качественно скатываться к стихам:
«Слушай ты, главный редактор, где твоя дальнозоркость, зачем ты велишь узколобым дуракам составлять рецензии? У них же лимитированное число извилин, если они не учли мою проникнутую трудовым накалом автохарактеристику. Надеюсь, коллега, у тебя хватит ума устранить отмеченные недостатки?»
3 ответном письме редактора не видать горячего желания расправиться со своим штатом.
Мстительное перо вновь приходит в соприкосновение с бумагой.
«В Союз писателей. Главному заведующему, — выводит оно. — Ну и ну! Я лично послал сто замечательных стихов, но хотя бы один из них дошел до широких читательских масс. В редакциях сидят обюрократившиеся взяточники, выпущающие в свет лишь тот стих, к которому пришпилена деньга. Я слыхал, что за одну строчку оне цапают по 3 руб. 62 коп. Хорошо еще, что я миниатюрный поэт, а которые слагают поэмы — сколько поллитров они вынуждены оторвать от себя ради любимого хобби!
А раз я деньгов не шлю, так меня под зад, да? Не выйдет. Не зарастет моя тропа к народу. Я требую, минуя коррупцию, закрепить за мной место в изданиях».
Союз писателей, естественно, игнорирует данное послание. И место в литературе за его автором не закрепляет.
Из-под мстительного пера рождаются строки, адресуемые Совету министров:
«А что у нас сочиняют? Вот недавно я вырезал откуда-то про приближение весны:
Морозный день…
Зато над головою
В переплетенье сучьев,
в черной сетке,
Стекая по стволам,
на каждой ветке
Висит лавиной небо голубое.
Слыхали, да? До шуток ль здесь. Небо стекает по древесине. Как будто оно жидкое. Вот это маразм! Ясно, что такое могло попасть в печать лишь за двойную взятку: мелкая разбивка строчек увеличивает число поллитров».
…Я уже утверждал, что с талантом не рождаются. И говорил, что не соображу, откуда он берется. Теперь, после процитированных мест, я вижу, как некоторые люди, уже будучи рожденными без таланта, не идут на поводу у природы, а ради признания готовы вцепиться в горло каждому, кто не одобряет их опусы.
Так не умолчим же, ощутив на своих ранимых интеллигентских горлах чьи-то бездарные челюсти.
В атаку на воинствующего графомана!
Переписка с графоманами
М-ну И. Е.
Дорогой И. ЕЛ
По случаю получения от вас юбилейного тридцатого письма цитируем избранные отрывки из ваших произведений.
Отрывок первый:
С кухни в нос ширнул мне плов,
Аппетитный, впрочем, кстати…
Отрывок второй:
Ревматизм суставы жует.
Вдруг кукушка мне кукует.
Отрывок третий:
Игнат пришел и кружку пива
У Дуси тучной попросил…
А пиво пенилось игриво…
Игнат аж усы намочил…
Для вящей убедительности свое поэтическое творчество вы сопровождаете прозой:
«Люди, непосредственно сидящие в редакциях, до боли в глазах и в разумах шлифуют материалы, поступающие от своих работников редакции, тогда как материалы, поступающие им в разжеванном виде от автора настоящих строк, игнорируются».